6 мая 1949 года Бёрджесс обеспечил связь с атташе по срочным мерам, которые принимаются в посольстве в Нанкине, который вот-вот перейдет к коммунистам, для охраны секретных документов. Тремя неделями позже он допустил, что китайская революция одержала верх, отметив 26 мая, что после захвата коммунистами крупнейшего города и порта Шанхай китайская революция необратима[606].
В мае коммунистическое руководство обратилось к Соединенным Штатам с утверждением, что произошел раскол между промосковской радикальной фракцией Лю Шаоци и либеральной фракцией Чжоу Эньлая, который хотел, чтобы хорошие отношения с западными державами помогли Китаю справиться с экономическими трудностями. Мао Цзэдун, бесспорный лидер, был выше фракционной борьбы, однако направление партийной политики зависело от того, какая фракция одержит верх. Победа Чжоу Эньлая означала, что КПК не всегда будет следовать внешнеполитической линии, указанной Москвой, оказывая умеренное влияние и снижая опасность войны. Соответственно, американцы были готовы поддержать Чжоу.
Британцы получили аналогичное послание в августе, хотя слегка переделанное, чтобы отвечать британским интересам. Первая реакция Форин Офис – заметка Бёрджесса, который отметил, что «довольно широкое распространение этой информации Чжоу и его выбор журналистских каналов делают позицию очевидной». Он также указал: «Я и мои друзья занимаем умеренную позицию; давайте сотрудничать, чтобы держать экстремистов подальше… прием, который широко использовали японцы и нацисты для получения уступок, даже когда в действительности проводилась враждебная политика»[607]. Хотя Коутс и политический советник Эслер Денинг были готовы поверить, что это искренний подход, Бевин, став на сторону Бёрджесса, но используя аналогию поведения советских сателлитов, отверг ее.
В августе 1949 года комитет постоянного заместителя министра выработал два документа, оценивая перспективы регионального сотрудничества на Дальнем Востоке. Он пришел к выводу, что скромные военные ресурсы страны делают прямое вмешательство в антикоммунистическую борьбу невозможным и защитой Юго-Восточной Азии должен заниматься сам регион. Документы комитета были переданы Бёрджессу для отправки в Нанкин, но потерялись. Признание нежелания британцев вмешиваться, вероятно, было довольно ценным для русских[608].
Тем летом Бёрджесс выступал в летней школе Форин Офис в Оксфорде, где были представитель МИ-5 Э.Х. Карр и Малколм Макдональд. Когда Артур Мартин весной услышал его беседу с офицерами МИ-5 и МИ-6, он счел Бёрджесса «умным парнем. Даже более того. Он обладал природным магнетизмом»[609]. Теперь впечатления были неоднозначными. Гай Лидделл записал в своем дневнике: «Там был Гай Бёрджесс из Форин Офис. И он вовсе не так уж хорош». А Билл Фридман из военной разведки вспоминал Бёрджесса «сидящим на полу… Он выглядел грязным. … Нечисто-плотный маленький человечек с грязными ногтями землекопа. Я вижу, как он сидит там… в башмаках и пуловере. Но, кстати, несмотря на отталкивающую внешность, он очень остроумен и благоразумен»[610].
1 октября 1949 года была создана Китайская Народная Республика, и Мао стал председателем правительства страны. На следующий день Советский Союз установил дипломатические отношения с новой республикой. Британцы некоторое время колебались, зондируя почву в Содружестве и других странах, но в январе 1950 года сделали то же самое. В следующем месяце правительства СССР и Китая подписали тридцатилетний договор о дружбе, который также предусматривал передачу займа размером 300 миллионов долларов Китаю. Бёрджесс проанализировал реакцию и заявил, что это видимая часть рисунка в «хронологическом ковре» отношений между двумя странами, показывающая «тщательное, успешное и детальное китайско-советское планирование и координацию нескольких последних мероприятий». Бёрджесс считал договор рассчитанным на «укрепление а) китайско-советских отношений против Запада, и б) позиции китайских коммунистов и в Китае, и в дальневосточных освободительных движениях»[611].
25 июня 1950 года 175 тысяч северокорейских солдат пересекли 38-ю параллель и направились к Сеулу. Так началась корейская война. Бёрджесс уже в который раз оказался в центре мировых событий.
Глава 26. Дисциплинарная акция
14 февраля 1949 года Гарольд Николсон написал Робину Моэму: «Здесь все по-прежнему, за исключением одного события. Событие заключается в том, что Гай Бёрджесс, выйдя в полночь из ночного клуба, свалился с каменной лестницы, сломал локоть, сильно ушиб голову и три ребра. С ним был мистер Фред Уорнер, который погрузил его, окровавленного, в такси и отвез домой. Гай был без чувств, и Фред (который, судя по всему, был изрядно навеселе) стал звонить всем известным ему докторам. Ответа он не получил и всю ночь оставался со стонущим Гаем. На рассвете он добрался до Джеки, и в конце концов, совместными усилиями, они нашли доктора, который отвез Гая в госпиталь Мидлсекса, где он теперь находится под наблюдением – терпеливый и смелый. Ты и я – если с кем-то из нас приключится нечто подобное – будем звонить в госпиталь и вызывать карету скорой помощи. Это не пришло в голову Фреду, который теперь испытывает чувство вины и стыда из-за своей некомпетентности»[612].
Речь шла о Ромилли-клубе (раньше он назывался Le Boeuf sur le Toit), и Бёрджесс свалился с лестницы после пьяного поединка с Уорнером. Ему рекомендовали отдых и восстановление сил, и, проведя десять дней в госпитале, Бёрджесс поехал с матерью сначала в Уиклоу в Ирландии, а потом в Дублин – в отель «Шелбурн».
Там его увидел писатель Теренс де Вер Уайт.
«Он путешествовал с матерью, тихой, спокойной дамой. Он сразу привлек к себе внимание. Темноволосый, со сверкающими глазами, был или плохо сохранившимся юнцом, или хорошо сохранившимся мужчиной среднего возраста – я не мог понять, кем именно… Он работал в Форин Офис, а в Ирландии отдыхал после несчастного случая в Реформ-клубе, где он упал с лестницы. В результате он был вынужден, по указанию врачей, воздерживаться от алкоголя, и, когда нарушал это правило, результаты были весьма плачевными. Я заметил, что он пил томатный сок, что было на него не похоже»
