Большая часть дня Бёрджесса проходила в визитах в кабинеты других коллег, чтобы высказать свои жалобы, или в хождении взад-вперед по библиотеке посольства. Глава службы безопасности Фрэнсис Томпсон «старался наблюдать за ним и пришел к выводу, что Бёрджесс испытывает сильное умственное напряжение. Возможно, у него даже есть признаки безумия. Слишком уж эксцентричным являлось его поведение. Хотя его поведение никогда не могло считаться нормальным, поскольку у него напрочь отсутствовали даже самые элементарные социальные навыки» [714].
На третьей неделе апреля он совершил короткое путешествие в Нью-Йорк, где встретился с У.Х. Оденом, а в субботу 28 апреля Бёрджесс покинул Вашингтон навсегда. Той ночью он написал Поллоку: «Какими бы ни были причины твоего молчания, я не мог не написать это письмо. Слава богу, я возвращаюсь в Англию. «Квин Мэри» отплывает 1 мая. Не знаю, когда она прибывает, но ты сможешь это узнать. Думаю, существует высокая вероятность войны, и если да, то очень скоро. Поэтому я рад возвращению. …Это место смердит»[715].
Накануне вечером в шумном ресторане он и Филби обсуждали план вывода Маклина. «Бёрджесс не выглядел довольным, и я не знал, о чем он думает.
– Не уходи, – сказал Филби, когда на следующее утро вез Бёрджесса на железнодорожный вокзал»[716].
Бёрджесс провел несколько дней в Нью-Йорке – в состоянии постоянного опьянения – с Аланом Маклином. Вечером перед отплытием была устроена прощальная вечеринка для нескольких друзей. Там был и Норман Люкер, работавший на Би-би-си в Рокфеллеровском центре. Позже Люкер писал: «Вечером, большая часть которого была посвящена музицированию для гостей, современная политика не обсуждалась. Только далеко за полночь Бёрджесс все же упомянул о ней. Он сказал, что никогда не забудет этот вечер в кругу друзей. Он считал, что война неизбежна и, вероятно, начнется в течение десяти дней. Поскольку он был немного пьян, это замечание не произвело на меня впечатления. Однако он считал это важным и повторил при свете дня, будучи абсолютно трезвым, на следующее утро»[717].
Бёрджесс пил, но это не мешало ему думать, и он спросил Люкера, может ли позаимствовать у него «звуковое зеркало» – в то время так называли магнитофоны, – чтобы записать свои впечатления о Черчилле для потомков. Дэвид Бринли, друг Бёрджесса, вспоминал: «Он начал рассказывать нам об интервью, которое, по его утверждению, провел с Черчиллем. Он подражал голосу Черчилля, и это было очень забавно. …Он говорил больше получаса. А потом он запел. Он был расслабленным, но не пьяным – ни в коем случае»[718].
Люкер был удивлен, когда Бёрджесс, покинувший вечеринку только около трех часов ночи, на следующий день явился к нему еще до ланча. Его пароход отплывал в три часа. Он попросил еще раз прослушать пленку, на случай если там есть что-то непотребное. Когда дело было сделано, Бёрджесс сказал: «Вот и хорошо. Это интересная история и хорошая запись. Мне хотелось бы получить ее копию». После этого он сел в ожидавшее его такси.
Было ли это дорогое для него воспоминание о важном моменте в жизни? Или запись имела большее значение, являясь осторожным напоминанием о высоких связях Бёрджесса?[719]
Глава 30. Назад в Британию
Большую часть пятидневного путешествия через Атлантику Бёрджесс пил. Обстановку оживлял лишь его молодой приземистый спутник по имени Бернард Миллер, который, как позже утверждал Бёрджесс, руководил прогрессивным театром, расположенным за пределами Бродвея. Он вышел в Шербуре[720].
Бёрджесс прибыл в Саутгемптон 7 мая. Его встретил Энтони Блант. Они вместе вернулись в квартиру Бланта возле института Курто, и Бёрджесс передал ему все, что узнал Филби о поисках Гомера и выводе Маклина. На следующий день – это был вторник 8 мая – Блант встретился с Модиным и сообщил, что Маклин вот-вот будет разоблачен. Центр отреагировал незамедлительно. Сообщение было ясным и недвусмысленным. «Мы согласны на организацию перехода Маклина. Мы примем его здесь и обеспечим всем необходимым, если он хочет завершить это»[721].
Тем временем Бёрджесс отправился в Беркшир навестить Горонви Риса и привез подарки, в том числе два ковбойских костюма со шляпами и пистолетами, джинсы, а также пластиковый тазик для стирки. Он настоял, чтобы миссис Рис испытала этот тазик на прочность, проехав по нему на машине. Качественное изделие вернулось в первозданную форму. Он также с радостью встретился с полосатым котом Рисов, Бёрджессом[722].
Рис посчитал, что Бёрджесс находится в лучшей физической форме, чем был до отъезда. «Его костюм был отглаженным, носовой платок чистым, даже ногти были почти чистыми. …Он был весел, дружелюбен и возбужден – таким я его давно не видел.
…Но вместе с тем было ясно, что он взволнован, словно пытается справиться с сильным давлением»[723].
Бёрджесс рассказал о своей тревоге относительно американской внешней политики, об угрозе маккартизма и войны и о том, что Форин Офис этой угрозы не видит. Он показал написанный им анализ американской политической позиции, который посол Оливер Франк запретил отправлять в Лондон, но теперь он обязательно покажет его главе дальневосточного департамента и бывшему государственному министру иностранных дел Кеннету Янгеру.
«Неожиданно у меня появилось неприятное чувство, что я разговариваю с лунатиком. Раньше такого не было, несмотря на то что его поведение зачастую бывало чудовищным. Он всегда очень четко понимал деятельность английской социальной и бюрократической системы. Теперь, казалось, он желал все это отбросить, но зачем? Это я не мог понять, как ни пытался»[724].
Но действительная цель визита Бёрджесса стала ясна. Он хотел сделать так, чтобы Рис придержал язык, и добился этого, воззвав к лояльности бывших
