начали работу над нижней плоскостью. Соединили лонжероны и закрепили на заднем изгибе, готовы к прикреплению нервюр.
Пятница, 12 сентября. Работали над аппаратом восемь часов. Установили нервюры и материю. Перед самым полднем отнесли верхнюю плоскость на Биг Хилл. Оказалось, что лучшие результаты можно получить, если опробовать аппарат.
Суббота, 13 сентября. Закончили нижнюю плоскость…
Понедельник, 15 сентября. Работали по десять часов каждый…»
На этот раз размах каждого крыла нового планера составил 9,6 метра, хорда – 1,5 метра, а площадь – 28 квадратных метров. Это был крупнейший планер из когда-либо построенных на тот момент и, как сказал Уилбур Джорджу Спрэтту, «намного лучший по сравнению с прошлогодним аппаратом».
19 сентября они отнесли его на невысокий холм и начали испытывать сначала как непилотируемый воздушный змей – с «очень удовлетворительными результатами». Переместившись на Килл-Девил-Хиллз, они совершили почти 50 полетов за три дня, включая пилотируемые, но очень осторожно. Длина самого протяженного полета составила немногим более 61 метра.
Орвилл совершил свой первый полет и был горд этим. Но через несколько дней он внезапно потерял контроль над планером и упал. К счастью, он пережил эту аварию «без единого синяка или царапины». Однако происшествие напомнило о том, насколько все это опасно и что ситуация может стать угрожающей в любой момент.
«Мой брат [написал Уилбур Октаву Шанюту] после слишком короткой практики применения переднего руля направления попытался также добавить работу с круткой крыла. При этом он упустил из виду передний руль, и машина встала на дыбы, поднялась почти на 25 футов (7,6 метра), повернулась на бок и ударилась о землю… Мы надеемся завершить ремонт через несколько дней».
Ближе к концу сентября в лагерь с неожиданным визитом нагрянул старший брат Лорин Райт, а вскоре прибыл и Джордж Спрэтт. В это же время наступило редкое безветрие, которое продолжалось несколько дней.
Все испытания пришлось отложить. Лорин и Спрэтт отправились на рыбалку, а Уилбур и Орвилл, как обычно, были заняты. Кроме того, Уилбур выкроил время, чтобы написать жизнерадостное письмо отцу, в котором рассказал, как хорошо идут дела: «У нас великолепное самочувствие, и мы прекрасно проводим время». И да, они «очень осторожны». Кроме этого, он с гордостью сообщил, что его новая машина «намного превосходит все, что построили другие… Все идет настолько удовлетворительно, что мы верим, что проблема полетов действительно близка к своему разрешению».
Это письмо датировано 2 октября. Тем же вечером, как рассказывал потом Орвилл, разговор об аэронавтике так затянулся, что он позволил себе выпить кофе больше обычного. Не в силах уснуть, он лежал в кровати, размышляя, как можно усовершенствовать систему управления планером, как вдруг его осенило: задний руль направления должен быть не зафиксирован, а подвешен – другими словами, он должен быть подвижным.
Утром во время завтрака Орвилл предложил внести изменение в конструкцию, но прежде подмигнул Лорину, чтобы тот наблюдал за реакцией Уилбура, – как правило, тот подвергал подобные идеи критике. Как однажды написал Джордж Спрэтт Октаву Шанюту, Уилбур был всегда готов «оппонировать любой идее, высказанной кем-нибудь», «ринуться в спор с засученными рукавами». Сам Уилбур как-то объяснил Спрэтту, что верит в «добрую ссору». Она дает возможность «увидеть вещи под другим углом», помогает «сгладить углы». Для всех в их семье было характерно, говорил Уилбур, находить слабые стороны любого явления или действия. Это не всегда оказывалось «хорошим качеством», добавлял он, «потому что из-за этого мы слишком консервативны, чтобы стать успешными бизнесменами, и из-за этого же круг наших друзей очень ограничен».
Но на этот раз секунды шли, все молчали, и вдруг Уилбур заявил, что идея ему нравится, а затем удивил Орвилла еще больше: а почему бы не упростить работу пилота, соединив рычаг управления рулем направления с механизмом крутки крыла?
Работа над усовершенствованиями началась в тот же день.
Вместо неподвижного руля, состоявшего из вертикальных килей высотой 61 сантиметр каждый, планер теперь получил один полутораметровый подвижный киль. Оператор (пилот), лежа на животе, управлял килем и круткой крыльев посредством новой деревянной «конструкции для бедер». Отныне руки пилота были свободны, использовались только движения бедер, не случайно напоминавшие движения бедер при маневрировании на велосипеде.
Через два дня в лагере прибавилось народу. Приехал Октав Шанют с еще одним своим помощником, Огастасом Херрингом. Таким образом, за обеденным столом теперь сидели шесть человек, а в «спальне» на стропилах стало довольно тесно. Шанют и Херринг привезли дельтаплан-триплан собственной конструкции, который они хотели испытать. Эти испытания отняли больше времени и внимания, чем хотелось бы братьям, но закончились полным провалом. После того как Херринг предпринял несколько неудачных попыток поднять в воздух громоздкий аппарат с тремя плоскостями, его сменили Уилбур и Орвилл, но у них получилось не лучше.
Шанют и Херринг провели в лагере неделю. Несмотря на разочарование своим планером, Шанют оценил значение того, что удалось достичь братьям, и по дороге домой в Чикаго, во время остановки в Вашингтоне, счел необходимым заехать к Сэмюелу Лэнгли, чтобы сообщить об увиденном в Китти Хок.
Будучи директором Смитсоновского института, Лэнгли занимал просторный кабинет в увенчанном башенками «замке», расположенном на Национальной аллее. Он и Шанют были примерно одного возраста, больше чем на три десятка лет старше братьев Райт: Лэнгли – 68, Шанюту – 72. Оба были выдающимися личностями с великолепной репутацией, а седые бороды дополняли образ видных ученых мужей.
