система вроде бы работает, то кому какое дело до всяких ненужных тонкостей?
Правда, как и в случае крушения Великого денежного соглашения, вскрылась, когда было уже слишком поздно. Десятилетия специализации и разделения труда в финансовом секторе привели к намного более революционному – и гораздо менее безобидному – результату, чем в других сферах. Замещение традиционных банков сетью разрозненных специализированных фирм, соединенных сложными цепочками взаимодействия, привело не просто к росту эффективности, расширению выбора и оптимизации стоимости, как в производстве автомобилей или мобильных телефонов. В сфере финансов произошло возрождение «денежной партизанщины» – «открытие» нового удивительного средства создания частных денег вне контроля правительства. В результате к 2008 году возникло не что иное, как «параллельная денежная вселенная»: обширная нерегулируемая «теневая» банковская система, организованная на международном уровне в рамках кредитных рынков и сосуществующая с регулируемыми банковскими системами национальных государств. Только в США баланс этой теневой системы накануне катастрофы достигал порядка 25 триллионов долларов, больше чем вдвое превысив объем традиционной банковской системы. В Европе, где рынок ценных бумаг, как и автоматическая коробка передач, всегда пользовался меньшей популярностью, «армия теней» исчислялась не такой внушительной цифрой, но тоже составляла порядка 9,5 триллиона евро. Лишь когда грянул кризис, выяснился истинный масштаб проблемы, стоящей перед центральными банками и суверенами всего мира. Рухнуло Великое денежное соглашение; традиционный регулируемый банковский сектор со страшной скоростью тратил миллиарды долларов на поддержку кредитов, и на этом фоне всплыл гигантский, прежде неучтенный теневой банковский сектор. Смерть этого чудовищного паразита убила бы и его хозяина, чего нельзя было допустить, как и краха традиционных банков. Пришлось распространить поддержку ликвидности и кредита и на него. В результате американское Казначейство начало предпринимать «странные действия», оказывая кредитную поддержку некой страховой компании и увеличивая до невиданных прежде объемов баланс ФРС для устранения рисков ликвидности, которыми официальные и теневые банки оказались неспособны управлять самостоятельно. За шесть недель – с 10 сентября по 22 октября 2008 года – баланс Федеральной резервной системы удвоился, а Банка Англии – более чем утроился. Европейский центральный банк поначалу менее охотно играл роль спасателя, однако в какой-то момент и он вынужден был пойти на этот шаг, чтобы поддержать обязательства, выданные как традиционным, так и теневым банковским сектором. Аналитики пришли в ужас от резкого увеличения денежной массы, предупреждая о неизбежном наступлении гиперинфляции, краха доллара США и начала валютных войн. Однако эти зловещие фантазии исходили из ошибочной предпосылки. Вести о реальном положении дел только начинали просачиваться в общество. Зато деньги присутствовали в нем все время – они лишь скрывались в тени. После того как «переворот» свершился, все замерли в ожидании: как отреагируют на ситуацию государственные власти? Судя по всему, вопрос о «зависших» 25 триллионах долларов сводился к тому, располагают ли регуляторы достаточной «огневой мощью», чтобы восстановить контроль над финансовой системой. Ответу на этот вопрос посвящена следующая глава.
15
Самые смелые меры – самые безопасные
Подавление бунта монетарными способами
Великое денежное соглашение гарантировало банкам стопроцентный выигрыш, и денежная «партизанщина» приняла беспрецедентные в истории масштабы. Казалось, что в последние четыре десятилетия, как никогда прежде, монетарное общество разрывает политические оковы. Поэтому неудивительно, что главной темой повестки дня стали антипартизанские действия. Пожалуй, немного странным казалось лишь то, что мировой штаб сил быстрого реагирования расположился в провинциальном городе на северо-западе Швейцарии. Основным международным форумом для координации финансового регулирования стал Базельский комитет по банковскому надзору при Банке международных расчетов, основанный президентами центробанков ведущих стран мира. Поэтому, когда разразился кризис, формулированием нового ответа в сфере регулирования занялся именно Базель, вскоре разработавший важнейшее «конвенциональное оружие», призванное противостоять моральным рискам (то есть угрозе недобросовестности): правила, согласно которым банки обязаны держать в своем портфеле определенное количество наличных средств или сверхликвидных ценных бумаг, чтобы им не пришлось занимать средства у центрального банка. В список правил входили и другие требования, нацеленные на предохранение банков от «обвала» путем создания собственного буферного капитала.
Однако на протяжении ХХ века размеры защитного буферного капитала американских и британских банков снизились в пять раз; за последние пятьдесят лет доля наличных средств и сверхликвидных активов в их портфелях уменьшилась в той же пропорции. Базельский комитет подтвердил, что эти опробованные и проверенные временем меры вполне надежны и следует лишь увеличить «мощности». Поэтому в декабре 2010 года была принята новая директива, предписывающая банкам усилить портфельное инвестирование и увеличить размер ликвидных активов.
Требование увеличения собственного капитала и ликвидных активов можно рассматривать как налог на высокорисковую деятельность. Основной аргумент тех, кто его выдвинул, звучал так: достаточно сделать подобные операции более дорогостоящими для банков, а также обозначить и сузить границы, в которых они могут играть, и здоровое равновесие восстановится. При такой постановке вопроса проблема регулирования решается по модели, применимой практически в любой отрасли, генерирующей не только частные прибыли, но и социальные издержки. Химический завод, например, может обеспечивать прибыль своим акционерам и зарплаты сотрудникам, но при этом загрязнять окружающую среду. Если не заставить предприятие нести
