труды.
Восемнадцатого мая 1291 года мамлюки взяли приступом франкскую столицу Акру, перебили большинство ее защитников, а остальных обратили в рабство (девочек продавали тогда всего за одну драхму). Титул короля Иерусалимского был объединен с титулом короля Кипрского, но стал лишь номинальным — таковым он остается и по сей день[182].
На этом и закончилась история королевства Иерусалимского. Впрочем, и от самого Иерусалима мало что осталось: это был уже и не город вовсе, а скорее древняя деревня, лишенная стен и пребывающая в запустении; время от времени по ней беспрепятственно проносились отряды монгольских конников.
В 1267 году один еврейский паломник, старый испанский раввин, известный по имени Рамбан, оплакивал закат Иерусалима:
«Я сравниваю тебя, Матерь наша, с женщиной, чей сын умер на коленях ее, и больно от молока грудям ее, и дает она их щенкам песьим. А враги твои разорили тебя и любящие тебя покинули тебя. Но там, далеко от тебя, помнят и славят Город Святой».
Рамбан (акроним еврейского имени Рабби Моше Бен-Нахман), он же Нахманид, был потрясен, увидев, что в Иерусалиме осталось всего около двух тысяч жителей, из них триста христиан и всего два еврея — два брата, которые занимались окраской тканей, как и все евреи при крестоносцах. Но чем более грустным и опустелым представал Иерусалим глазам еврейских паломников, тем более святым и поэтическим он становился. «То, что наиболее священно, — размышляет Рамбан, — оказывается более всего разрушенным».
Рамбан был одним из самых вдохновенных интеллектуалов своего времени — врач, философ, мистик и знаток Торы в одном лице. В 1263 году он так упорно защищал барселонских иудеев, которых доминиканцы обвиняли в богохульстве, что Хайме I, король Арагона, заметил: «Я прежде не видел человека, который бы защищал неправое дело столь умело!» — и пожаловал Рамбану 300 золотых монет. Доминиканцы пытались добиться казни Рамбана, но в качестве компромисса 70-летнего ученого изгнали из Барселоны, и он отправился в паломничество.
Рамбан был убежден, что евреям следует не просто оплакивать Иерусалим, но вернуться в город, поселиться там и восстановить его к приходу Мессии. Сегодня мы бы назвали такие взгляды религиозным сионизмом. Только Иерусалим мог утолить тоску Рамбана по родине:
Рамбану удалось найти пустующий дом — полуразрушенный, но с мраморными колоннами и красивым куполом. «Мы заняли его под дом молитвы, — писал он впоследствии. — Ибо о собственности в этом городе ничего не знают, и любой, кто хочет взять себе пустой дом, может это сделать». Рамбан также послал в Наблус (Шхем) за свитками Торы, которые были спрятаны там от монголов, но вскоре после его смерти грабители вновь вернулись в Иерусалим. Однако на этот раз уже другие.
В октябре 1299 года царь христианской Армении Хетум II ворвался в Иерусалим во главе десяти тысяч монголов. Город содрогнулся, опасаясь еще одного варварского погрома, и немногие жившие в нем христиане из страха укрылись в пещерах. Монгольский ильхан (верховный владыка империи) незадолго до этих событий принял ислам, однако для новообращенных мусульман-монголов Иерусалим все же не представлял большого интереса: они передали город Хетуму, и тот спас христиан, устроил торжества в храме Гроба Господня и распорядился восстановить армянский собор Святого Иакова и гробницу Богородицы. Но всего через две недели почему-то заспешил обратно в Дамаск, на встречу со своим монгольским повелителем. Так или иначе, вековое противоборство мамлюков и монголов было позади, и притягательность святости Иерусалима в который раз обратила на город взоры всего мира. В Каире на трон взошел новый султан Ан-Насир Мухаммад, весьма чтивший Иерусалим. Помимо иных титулов, он именовал себя султаном Аль-Кудса. Ан-Насир величал себя также Орлом, а подданные называли его Несравненным. И, как пишет ведущий историк этого периода, «он был, возможно, величайшим из мамлюкских султанов», но также и «самым отвратительным».
С восьми лет он подвергался унижениям, когда его, словно царственную игрушку, использовали в своих интересах враждующие мамлюкские вожди. Дважды был он возведен на престол и дважды свергнут. Он был младшим сыном раба, ставшего великим султаном, а его старший брат, завоеватель Акры, пал жертвой покушения. И когда 26-летний Насир Мухаммад оказался на престоле в третий раз, он был полон решимости удержаться на вершине власти. Своим личным талисманом он избрал орла, и это как нельзя лучше отражало его стиль: эстетическое великолепие, параноидальная подозрительность хищника и постоянно витающая в воздухе угроза внезапной смерти. Он помогал своим сподвижникам возвыситься и обогатиться — а затем мог без всякого предупреждения задушить, разрубить на части или отравить любого из них. Вообще, казалось, людям он предпочитает лошадей: прихрамывающий, колченогий султан мог проследить родословную каждого из своих 7800 скакунов и не раз платил за коня больше, чем за самого прекрасного юношу-раба. И все что ни делал и чем ни обладал Несравненный — он взял в жены женщину из рода Чингисхана, у него было 25 детей и 1200 наложниц, — всему он
