разных падежах. И по проценту, например, слов в дательном и родительном падеже можно примерно датировать текст. Составители «Летописца» путались в сложной системе времен и чисел, чего бы точно не сделали во времена раннего Средневековья.
Вероятно, именно поэтому – чтобы не смущать читателей – «Китежский летописец» публиковали обычно только в отрывках. Там, где говорится о строительстве Китежа и нашествии Батыя, читателю все вроде бы понятно. Имя Георгия Всеволодовича привычно для жителей Нижнего Новгорода. Ну, как же – основатель города!
Но давало ли это право писать одному из именитых нижегородских историков, излагая содержание рукописи: «Великий владимирский князь Юрий Всеволодович ехал из Ярославля “на низ” по Волге и пристал к берегу в Малый Китеж»?
Или еще один пример, явно никого не украшающий. Фрагменты «Китежского летописца», но лишь такие, которые не приходили в противоречие со здравым смыслом, я обнаружил в антологии «Памятники литературы Древней Руси. XIII век» (1981). Один из тех, кто составлял и редактировал сборник, – Дмитрий Сергеевич Лихачев. Такое простодушное отношение к «Летописцу» не проясняет и комментария к нему в этом сборнике. Что – именитый академик не знал, что эта рукопись фальсифицирована, что она написана в другую эпоху, много позднее? Ведь если в книге идет речь о хане Батые, то это не значит, что ее надо относить к XIII веку, иначе рядом с «Китежским летописцем» было бы уместно привести в антологии роман Владимира Яна. Неужели ее составителей не смутили, наконец, рассуждения «Китежского летописца» об антихристе, обосновавшемся в Московском царстве (которого еще не было в XIII веке): «Словно нагая и бесстыдная женщина, которая, сидя на звере семиглавом, в руках своих держит чашу, полную скверны и смрада, и подает живущим в мире и любящим ее. А первым – патриарху и царю, и князьям, и воеводам, и всяким властям, и богатым и всяким людям, в этом суетном мире любящем сладости ее… Покрыл Господь этот город (речь – о Китеже) своею рукой по молению и прошению достойных и праведных, припадающих. Они не увидят скорби и печали от зверя Антихриста, только о нас печалятся и об отступлении всего нашего царства Московского, когда Антихрист царствует в нем и все его заповеди скверные и нечистые». Это из тех случаев, о которых один мой добрый друг – известный литературовед, любит писать: «Автор проговаривается».
«Эту книгу летописец написали мы в 1243 (6651) году, живя собором, и передали в святую Божью церковь на утверждение всем православным христианам, желающим прочитать или услышать. Это Божественное писание не может быть поругано, а если какой-то человек поругается или посмеется над этим переданным нами писанием, то он не над нами поругается, а над Богом и Пречистой его Богоматерью Владычицей нашей Богородицей Приснодевой Марией… Это мы написали и уложили, и передали: к нашему уложению ничего не прибавить и не убавить и ничего не переменить, ни единой точки и запятой. А если кто прибавит или по-всякому переменит, да будет он проклят в предании святых отцов, которые это утвердили. А если кому-то что-то кажется неправильным, то прочитай жития прежних святых, и увидишь, как много было всего в прежние времена. Слава Троице, прославляемому Богу и Пречистой его Богоматери, соблюдающей и хранящей это место, всем святым! Аминь».
Этими словами – этим грозным заклятием – завершается «Китежский летописец»
Так что же – история разваливается? Превращается, не начавшись в «китежскую нелепицу»?
Да, Павел Мельников еще в позапрошлом веке не принимал «Летописец» в качестве заслуживающего хоть какого-то доверия документа о граде Китеже. Не принимал целиком и не желал его пересказывать.
Но в таком случае тут же встают другие вопросы: кто эти самые «мы», которые создали рукопись, когда, почему она такая?
Чтобы ответить на них, серьезный исследователь должен для начала собрать все источники – списки загадочной книги.
Известно, что самый первый из них был опубликован в 1862 году исследователем фольклора и старинных рукописей Павлом Бессоновым в «Приложениях» к четвертому выпуску «Песен, собранных П.В. Киреевским». Рукопись, которая была там напечатана, принадлежала все тому же уроженцу Семенова Степану Прохоровичу Меледину. В 1886 году фрагменты книги напечатал в своем «Нижегородском летописце» журналист Александр Серафимович Гациский: ему скопировали текст где-то недалеко от Светлояра, скорее всего, в деревне Шадрино.
Из исследований 30-х годов можно узнать, что новых, не опубликованных никем рукописей с тем пор появилось еще десять. Они – «в Публичной библиотеке в Ленинграде», в Историческом музее в Москве, а они попали туда из-под Ярославля, из Семенова и из окрестностей Светлояра.
Семь «Летописцев», как сообщил мне замечательный нижегородский архивист и краевед Борис Пудалов, хранится сейчас в Нижнем Новгороде. Два – в Нижегородской областной универсальной научной библиотеке имени Ленина. Остальные – в Государственном архиве Нижегородской области. Из них три подшиты в «Дело об уничтожении часовни, построенной без разрешения начальства, и об опровержении летописца об этом озере и граде Китеже». Все попавшие в руки архивистам «Китежские летописцы» написаны аккуратными почерками, о которых специалисты говорят, что они принадлежат людям XVIII и начала XIX века. Переписчики пытались воспроизвести, как умели, древнюю каноническую графику – устав. Но рука торопилась и невольно выдавала другую эпоху.
Студент-филолог первого курса, если он, конечно, ходит на лекции, а не отдает себя всецело участию в художественной самодеятельности или флешмобах, назовет в «Китежском летописце» признаки сразу нескольких жанров древнерусской литературы и их стилей. Князья Георгий и Мстислав, как подобает персонажам их круга, произносят образцовые, длинные, полные банальной значительности речи, «слова», обращенные друг к другу. Именно так должен вести себя в древнерусской литературе положительный герой. Он должен говорить о принципах жизни во имя Бога и Отечества. В связи с князем
