вотчинных деревнях и селах князя Пожарского и записывал там отголоски воспоминаний о Смутном времени. А здесь, между Волгой и Мологой, Гациский искал место роковой битвы на реке Сити, где полегло русское войско.
Первая статья Александра Гациского об этом была написана в 1886 году и вышла в «Нижегородских губернских ведомостях». Он изучил перед поездкой все, какие смог найти, публикации летописей, исследования историков. И обстоятельно их изложил. Осталось чувство, что большая статья была каким-то конспектом, написанным им для самого себя – чтобы предварительно разобраться в том, куда же он поедет и где правильней вести поиск.
Путешествие его началось 8 июля 1887 года. Вначале Гациский поехал поездом в Москву, оттуда в Бологое, дальше – поездом же в сторону Рыбинска до станции Пищалкино. И оттуда – длившийся целую неделю пеший путь по деревням. В них он рассчитывал если уж не найти точное место битвы, то хотя бы послушать местные предания.
Такое место ему действительно указать никто не смог. Даже приблизительно. Некоторые говорили, что все произошло у деревни Боженка, которая была от Пищалкина недалеко. Это самые верховья Сити. Другие считали, что все случилось у села Покровского в полутора десятках верст от ее устья. Многие сходились на том, что настоящее место – на среднем течении реки возле села Красного и деревни Лопатино.
Абсолютно все эти названия мне перед нашей поездкой ничего не говорили.
Во второй половине дня мы оказались в центре самого дальнего района Ярославской области – в поселке Брейтово.
Если выехать из него на юг по главной улице, то она перейдет в дорогу вдоль реки Сити. Асфальтированную, как следовало из топографической карты.
Низкорослые кусты, невзрачный, низкий осинник, серые, еще без травы луга – места вдоль Сити не радовали глаз. Впрочем, может быть, это просто потому, что апрель.
Шоссе действительно было сперва неплохим. Но буквально с каждым километром становилось все хуже. За селом Покровским это была уже хорошо накатанная, ровная дорога, которую следовало бы рисовать как «улучшенную грунтовую». Дальше на ней стала выражено углубляться колея, весенние лужи были местами глубоки, и наши предшественники их беспорядочно объезжали по обочинам. Копань. Большая Новинка. Соколы. Топорищево. За деревней Лопатино мы нырнули в небольшой овражек. И когда машина, ревя, выбиралась из него, увидели слева тот самый обелиск – с фотографии.
Метров на двадцать мы съехали с дороги на зеленую лужайку. Вышли из машины и двинулись в сторону этого сооружения. Обелиск был страшным и действительно поражал своими размерами. Это первое чувство, которое я испытал возле него. Серый прямоугольный бетонный объем был устремлен в серое небо. На плоскости, обращенной к нам, читались слова из летописи, а над ними царило тяжелое черное металлическое панно, изображающее картину древней битвы. И снизу лежали огромные ледниковые валуны.
Мы долго присматривались к памятнику, фотографировали его, обсуждали.
А когда вернулись к машине, оказалось, что она продавила влажную лужайку и практически сидела на брюхе.
Сгущался вечер.
Мы проделали все, что могло бы как-то помочь ситуации: подкладывали под колеса толстые ветки, пробовали поднять домкратом. Самым сложным было увернуться от грязи, когда с воем прокручивались колеса, а машину я пытался толкать.
Наконец, я отправился в ближайшую деревню Лопатино. В ней жили одни старики. Они объяснили мне, что по этой дороге транспорт обычно не ходит, а уж в это время года вряд ли что можно ожидать. Колесной техники в Лопатине не водилось. Та же картина была в соседней деревне Топорищево. Там идти посоветовали во Власово. Это не больше часа. Говорили, что в той деревне живет тракторист. Но когда я добрался до Власова, тракторист «уже отдыхал». Зато мне сказали: если я назавтра приду рано, то застану его. Он так и так поедет в нашу сторону, и его можно будет попросить спуститься с дороги.
Оставалось идти по темноте ни с чем к завязнувшей машине.
И – ночь в ней. Ночь апрельская, холодная.
Так это все-таки то поле или не то?
На правом штурманском сиденье я забывался иногда коротким сном.
Неужели именно здесь полегли сотни или даже тысячи людей – тем холодным мартовским днем? Среди этих кустов и осинников. И вот так же опустилась на поле слепая черная ночь – без звезд, без огонька, только с воем ветра.
Погиб последний самостоятельный, не подчинившийся ордынцам русский князь со своим войском – и оборвалась не просто история Древней Руси. Закончился путь вперед большого, широко расселенного древнерусского народа. И лишь спустя несколько веков на обломках его, там, где он жил, сложатся совсем другие человеческие общности. Среди них – русские, с другим языком, с другими представлениями о мире. Древняя речь покажется им невозможной, иногда трудно понимаемой архаикой.
Вероятно, современникам место гибели Георгия Всеволодовича было хорошо известно: его тело нашел на поле битвы епископ из Ростова Ростислав. Он опознал князя по его одежде и привез тело в Ростов. Головы не было. Ее нашли после. А спустя два года останки Георгия Всеволодовича перенесли в сожженный Владимир. Житие рассказывает о чуде: когда князя укладывали в гроб, отрубленная голова приросла к телу.
Георгий Всеволодович был провозглашен святым, и его мощи хранятся сейчас в Успенском соборе Владимира.
