нас незримые голоса совести и правды, осмыслить высшее назначение поступков человека – значит постичь тайну человеческой жизни на земле, истока судеб и подвигов во имя добра…»
Слова, которыми Илья Глазунов завершил свои записки, показались мне особенно важными. И я решил, что они займут какие-то особое место в той книге, которую я готовлю.
«Сбережем наши грады Китежи! Сбережем древние легенды народа – памятник трудного исторического пути. Пусть мы не верим, становясь взрослыми, в доброго, чудесного Конька-Горбунка, в пойманную Жар-птицу. Детские дни, когда мы верили в сказку, в чудо, согревают нас и сегодня. Смешно разубеждать нас, что Жар-птицы нет и не может быть! Эти сказки доставили нам когда-то столько радости и детского безмятежного счастья! И ведь есть мечта! Китеж-град! Каждый вкладывает свою мечту и надежду, свою правду в красоту этого сказания – самого красивого из всех исторических русских народных преданий».
Град Китеж под Светлояром стоит целый, и люди в нем живут, только туда никак попасть нельзя.
Говорит, если очень глубоко нырнуть, так можно увидеть крыши и купола китежских церквей, и резные боярские терема, и городские стены, и улицы, и народ, который своими делами занят. Увидеть это можно. Только надо всем городом лес растет подводный – черный, страшный, ветки, корни сплелись, и через них не пройти никак.
7
Есть старый и очень умный совет для тех, кто потерялся в тайге. Если нет дорог, нет никаких признаков человеческого жилья – значит, надо искать хотя бы ручей. Хватит у человека сил, чтобы выйти, значит, ручья, как правило, будет достаточно. Хорошо, если ручей не превратится в болото – тогда нужно просто идти по течению. Все время. И в конце концов, может быть, уже после того, как этот ручей не один раз сольется с другими ручьями и речками, мы придем к реке. А на реке обязательно будут где-то жить люди.
Это же не случайно в «Китежском летописце» князь Георгий не просто отправился из Малого Китежа в Большой. Он «поехал с того места сухим путем, а не по воде и переехал реку под названием Узола и вторую реку под названием Санда и третью реку под названием Санахта и четвертую реку переехал под названием Керженец». Четыре реки – это четыре рубежа, на ними четыре разные системы. А он, не останавливаясь, не осваиваясь в каждой из них, пересек их. Когда среди тайги еще нет ополий, нет деревень и сел, то речки – не просто важнейшие, а единственные ориентиры в этом бесконечном зеленом пространстве.
Керженец – имя не только реки, а, по сути, всех этих мест. Он невелик: на нем даже в лучшие годы судоходства не было пароходов. Но так обозначил «Летописец» – именно с этой рекой связан Китеж.
Уже само название Керженца относит его в другую огромную и древнюю систему. Оно, вероятно, связано с финно-угорским корнем «керж-/керз» – «левый». Керженец впадает в Волгу именно с левого берега, а значит, принадлежит уже по своему имени великой реке.
Долгое время население этих мест было редким и жалось к рекам. До середины I тысячелетия новой эры это были, вероятно, финно-угорские племена, жившие охотой, рыбной ловлей. Затем на их основе складываются в этом краю марийцы.
Эти места могут показаться давно обжитыми русским населением. Но названия деревни Быдреевка, как и притока Керженца Пыдрейки, деревни Пыдрей восходят к марийскому традиционному мужскому имени Бадри, а в его основе – финно-угорский корень «вадря» – «хороший, красивый, добрый, качественный». Две другие деревни вдоль дороги – Шалдеж и Шалдёжка – вероятно, обязаны именами марийскому глаголу «шолташ» – «гнать смолу». Шурговаш – в этом названии деревни отчетливо звучат марийские корни «шурго» и «важ». Соединив их, получим «шумный источник». Соседнее Пузеево тоже явно связано не с «пузом», а марийским именем Пузей, которое означало «теленок, олененок». К Светлояру на карте тянется с севера двумя своими истоками Люнда. Ее имя принято связывать с марийским «илимде» – «незаселенный». Люнда здесь – незаметная лесная речка, которую не требуется «переезжать» – ее можно легко перейти. Но принадлежит она уже другой системе: впадает не слева в Керженец, а справа в Ветлугу. В бассейн ее входит и Светлояр: весной оживает ручей, который из северной, заболоченной части озера течет в Люнду. Летом вы его не увидите, но гидрологи установили, что вода все равно идет туда по подземным горизонтам.
С этими словами на карте соседствуют русские названия – более поздние: Боковая, Ключи, Овсянка. На первых порах пришедшие сюда русские, видимо, также были охотниками. Зимёнкой – а именно с нею связано название деревни Зимёнки на Керженце – принято называть одинокую избу охотника в тайге: там он может ночевать во время зимнего промысла.
Село Владимирское много лет назад называлось Люндой, или Люндами. А речка, которая разделяет его на две части, – Теплухой. Говорят, осенью она долго не замерзает.
Местный автор – старый учитель, перу которого принадлежит несколько книг, – Сергей Афоньшин так рассказывал о своем селе и речке: «Первожители на ее правом берегу поселились при впадении в Люнду. Удобное место выбрали. Перед окнами домов огороды со скатом к речке, лбами к солнышку. Солнечный склон для огородов было не последнее дело, всякая овощь быстрее вырастала и созревала. Позади дворов риги расчистили, клети для жита поставили, а за ними поля-кулиги раскорчевали. Это было, наверное, назад лет четыреста либо все пятьсот. Позднее селение на левый берег Теплушки перекинулось, шире стало, помещиком обзавелось, церковушку построило… Деревянная церковь клетского типа построена в селе в 1766 году. Всего за пять лет до пришествия на Русь “антихриста Емельки”. Но она и посейчас еще держится!.. Не один крепостник владел Люндами. Последними были князья
