«На дне озера в прибрежной полосе оказалось большое количество поваленных деревьев, а в одном месте мы обнаружили остатки купальни, построенной еще в середине XIX века, часть которой в конце дня с помощью автомашины и троса мы вытащили на берег. В этот день больше ничего заслуживающего внимания обнаружено не было.
Как выяснилось, столбы этой купальни были выполнены в виде человеческих фигур, наводивших ужас на местных жителей и приезжих ныряльщиков.
В последующие дни, при исследовании более глубокой части озера с направлением движения шлюпки через центральную часть его, на глубинах 20– 28 метров изредка попадались нам почти полностью погребенные в иле (толщина его достигала местами двух метров) стволы деревьев с частично сохранившимися ветвями, но остатков каких-либо сооружений больше не было обнаружено».
Можно сказать, что именно аквалангисты стали одним из ударных отрядов масштабной экспедиции, которую в 1969–1970 годах снарядила на поиски града Китежа «Литературная газета».
Без материалов этой экспедиции, пытаясь разобраться в истории озера, просто не обойтись – и их тоже потребовалось копировать.
Возглавил экспедицию и, собственно, ее инициировал, снарядил Марк Баринов.
Сын крупного бакинского хозяйственного руководителя, репрессированного в конце 30-х, Марк Баринов участвовал в войне, а после, уже немолодым человеком, окончил Литинститут. Он так и не стал писателем, но вел литературный кружок для старшеклассников при Центральном доме работников искусств в Москве, печатал статьи в журналах. Баринов, вероятно, был в душе авантюристом и мечтал о необыкновенных открытиях. В последние годы жизни он возглавлял экспедиции добровольцев на помощь музею в Пушкинских Горах и сам стал директором московского Музея Пушкина, но не успел поработать в этой должности долго. Согласно завещанию, его похоронили на сельском кладбище в Пушкинских Горах как доброго друга музея. А экспедиция на поиски града Китежа стала, судя по всему, главным событием его жизни. Экспедиция, которая его так и не нашла.
Сохранились вспоминания об этих поисках одного из аквалангистов исследовательской группы Арсена Гогешвили. И без них не обойтись: речь идет не только о находках, о выводах, но и о самом духе поиска, который царил в экспедиции. Казалось, вот еще немного – и все увидят следы града Китежа.
«На дворе был сентябрь, и с каждым днем становилось все холоднее. На поверхности вода имела температуру 13 °C, на глубине 25 м держалась постоянная температура 6 °C. В нашем распоряжении были костюмы “Садко-2”, под которые одевалось теплое белье. Все же кисти рук и ноги порядочно мерзли. Погружения проводились двумя пловцами с берега. Их все время сопровождал наш катамаран со страхующим и двумя обеспечивающими. Для связи использовались сигнальные концы. Ориентация под водой велась с помощью компаса КИ-13, укрепленного на акваплане простейшей конструкции.
Проверив последний раз аппараты, мы с Генрихом Назаровым уходим в воду. Цель – пройти озеро по длинному диаметру, по линии С – Ю. Дно у самого берега песчаное, затем начинается ил. Растительность довольно разнообразная и пышная. Встречаются рдест, роголистник, пузырчатка, кувшинки, на прогалах между растительностью и на кустах водорослей – повсюду сидят раки. Рыбы мало, редкие стайки окуней, мелкой плотвы. Из-под протянутой руки вылетает щуренок и через 2 м неподвижно повисает зеленой черточкой. Дно полого понижается, на глубине 4,5–5,0 м растительность исчезает, только кольца опустившейся ряски колышутся, будто змеиная кожа. Ил очень тонкой консистенции, рука в перчатке не чувствует, как погружается в него. Проглядывается вертикально стоящий предмет. Подплываю ближе, оказывается – торчащий из ила приблизительно на 1 м 20 см остаток дерева диаметром в основании 10–12 см. Продвигаюсь дальше, но в сознании всплывает коническая форма торчащего дерева, черный, обугленный вид и утолщения на месте бывших сучьев, а главное – необычно строгая вертикальность. Когда мы всплыли и наверху своим товарищам рассказали о находке, нам в довольно энергичных выражениях дали понять, что в другой раз не следует пропускать таких находок.
Погружаемся снова. Начинается крутой склон. Видимость с глубины 10 м резко падает. Плывем над самым дном. Обжимает костюм, мерзнут кисти рук. Голое дно, чистый ил, нет ни растительности, ни рыбы. На глубине 25 м почти темно, перед маской желто-зеленая с белесоватым оттенком мгла. Опускающийся с похолоданием воды планктон, по всей вероятности, скапливается в глубоководной части озера, поэтому прозрачность воды там кажется меньше, даже учитывая естественное падение освещенности на глубине.
Ближе к северной части глубина постепенно уменьшается, снова появляется растительность, которая переходит в настоящие подводные джунгли.
Нет, града Китежа с крепостными стенами и золочеными церковными куполами на дне Светлояра нет!
При последующих погружениях мы обнаружили в 40–50 м от южного берега на первой террасе (глубины 6–8 м) еще несколько остатков деревьев. По указанию археологов мы спилили выступающую из ила верхушку одного из них, предварительно безуспешно попытавшись раскачать его.
Снаружи древесина была обуглена временем, но в середине сохранила цвет и даже запах. Это сначала вызвало сомнение в длительности ее пребывания под водой. Значение находки мы поняли, после того как в Геологическом институте Академии наук СССР радиокарбонным методом установили, что дерево погибло 350–400 лет назад. И это соответствует времени образования первой террасы озера, указанному Д.А. Козловским, – значит, в истории озера были моменты, когда его уровень менялся довольно резко, причем дата одного из этих изменений совпадает со временем, указываемым легендой.
Руководитель экспедиции Марк Баринов делает вывод: озеро, дно которого состоит из трех ступеней, “представляется необычным, уникальным по своему происхождению – оно образовалось вследствие тектонических процессов в сочетании с явлениями глубинного карста… в три этапа: первый, при котором возникла самая глубокая часть, датируется полутора тысячами лет назад. Второй, при котором образовалась нижняя, подводная терраса, – 700–
