профессиональные историки, которых интересуют другие, более поздние эпохи, ощущают: эти книги написаны чаще всего на птичьем языке. Их авторам важен конкретный материал, о котором они пишут, и это понятно. Они описывают прежде всего детали: украшения, осколки керамики, особенности трупоположения в могильнике. А где большие и важные выводы, адресованные нам, неархеологам? Так эти люди, погребения которых найдены, – наши предки или нет? На каком языке они говорили?
Другой птичий язык – язык сравнительно-исторической лингвистики. У человека, желающего разобраться в истории языка и не имеющего филологического образования, быстро зарябит в глазах, когда он откроет специальную литературу, от рядов сравнений корней в неведомых ему языках, от реконструкций, от гипотез палеоконтактов.
Ответьте мне на простые вопросы: кто мои далекие предки и кто тут жил до нас, – если с этим к специалистам обратится пресловутый «широкий читатель», то археологи будут говорить ему о смене, преемственности культур, а лингвисты – о родственных языках. Желаемого ответа он не получит. И специалисты с торжеством пояснят: это не случайно – ведь тут все очень сложно. И доступно только тем, кто этим занимается долгие годы. На деле же даже они сами иной раз могут толком не понимать друг друга: как-то так сложилось.
Людей, интегрирующих знания из смежных по своей сути научных областей, очень мало. Наверное, я в своей жизни видел двух – петербургского археолога, который известен во всем мире, Льва Самуиловича Клейна. Это человек, который оказался способен реконструировать общую праэтническую картину Европы, ее этническое состояние три, четыре, пять тысячелетий назад, смог наложить анализ истории археологических культур на данные о прошлом древних языков, мифологии. И написать об этом потрясающе понятно, популярно – для неспециалистов. И еще марийский фольклорист Виталий Александрович Акцорин. Он размышлял о том, какие события отразили сказки, легенды его народа, и искал следы этих событий в археологических материалах, в летописях, в словах соседних языков, в географических названиях.
Молодым преподавателем я встал в свое время в тупик перед задачей, которая сперва показалась мне простой, – рассказать людям именно о том, чьи предки здесь жили и на каких языках говорили. Потребовалось штудировать работы археологов и лингвистов и пытаться сопоставлять то, что в них написано.
Самая далекая древность в наших местах – та древность, за которой теряются уже всякие следы человека, – 20–25 тысяч лет в глубь времени. Так повезло, что в 50-х годах ХХ века экскаваторщик, работавший в карьере на восточной окраине Владимира, наткнулся на что-то, не понятное ему, и остановился. Это было времени культа науки. Уверен: экскаваторщик, имя которого мне неизвестно, был истинно культурным человеком. Потому что он прекрасно понимал: находки нельзя просто бросить в отвал, нельзя и ковыряться в них, хотя и очень любопытно, что же это такое, может, ценное что обнаружится. Надо звать специалистов.
Через несколько дней из Москвы приехал знаменитый археолог Отто Бадер… Это были стоянка и могильник Сунгирь. Они через несколько лет вошли в учебники истории – даже школьные. Время Валдайского оледенения. Суровый климат: в нескольких сотнях километров к северу от нынешнего Владимира уже возвышались горы льда. Жилище, стропила которого были сделаны из бивней мамонта, – строители этого сооружения владели технологией, позволявшей их выпрямлять. Погребение двух подростков и пожилого человека. Люди палеолита – древнего каменного века – были людьми, и мы, наверное, многое могли бы понять, встретившись с ними. Трудно сказать, что случилось с их умершими соплеменниками. Но те, кто здесь жил, о них горевали, надели на них красивую одежду и украшения. Антрополог Михаил Герасимов выполнил скульптурные портреты – реконструкции древних сунгирцев… «Они не потерялись во времени» – эту удивительно точную фразу о сунгирских людях сказал в одной из повестей писатель Владимир Герасимов. Но что еще можно сказать? Остались ли потомки у людей, живших в овраге Сунгирь? Что было здесь дальше? На эти вопросы ответить невозможно. Слишком далеко. Слишком мало следов после мощных потоков воды, прокатившихся спустя тысячелетия, когда ледник начал таять. Тогда и небольшие реки имели многокилометровую ширину. А сунгирская стоянка сохранилась лишь благодаря тому, что находится на высоком левом берегу. Высокий левый – огромная редкость, обусловленная какими-то особыми геологическими условиями. Обычно – согласно закону, который открыл в середине XIX века Карл Бэр, – реки Северного полушария подмывают и обрушают высокий правый берег. Столь же обычны поселения людей на высоком берегу: вроде и у воды, и не затопит. Но проходит всего несколько веков – и никаких следов людей не остается. Искать их по правым берегам бесполезно.
Вероятно, в ту же эпоху, что и сунгирцы, люди жили и возле современной деревни Юнга-Кушерга недалеко от Козьмодемьянска. Но в литературе я натыкался на очень различную датировку их стоянки: от 25 до 18 тысяч лет назад. В окрестностях Мурома – Карачаровская стоянка – современница таяния ледника: около 12 тысяч лет назад. Это тоже реликтовый высокий левый берег Оки. Все это – повторюсь – у соседей, на самой нижегородской земле никаких хорошо читаемых следов человека такого отдаленного времени не осталось.
И дальше – перерыв, пробел. Археологическая литература не описывает ни одного серьезного памятника ни на нижегородской земле, ни в смежных с нами регионах. Знакомые мне археологи показывали найденные ими на Оке, в Поветлужье примитивные каменные скребки, показывали, что их удобно брать рукой. Я согласно и уважительно кивал. Но в душе оставалось сомнение: а может быть, это просто случайно откололся на россыпи плоский камень, похожий на скребок?
Будущее население Нижегородского Поволжья формировалось тысячелетиями. Причем в основном не здесь. Оно перемещалось по материку. Племена встречались с племенами, созидая технологии и язык. Я верю в гипотезу, согласно которой мы ведем свою культурную родословную от гиперборейцев, они же люди ностратической языковой общности. Это предки большинства народов Европы и Азии, жившие в эпоху последнего оледенения. Версий
