Теперь я верю в это!
Капитан встретил меня у сходен. Подавая руку, он заметил перемену в моём настроении:
- Что-то случилось? - и участливо глянул.
- Нет... Всё в порядке... Просто грустно, уезжать тяжело...
- Понимаю...
Я заперлась в каюте и упала на койку. Песня Гая звучала в голове, как включённая на повтор запись. Каждое слово, каждая нота, каждая интонация врезалась в память.
"Вроде, ничего особенного, не шедевр поэзии и музыки, но всё вместе, в таком чувственном и искреннем исполнении... Убойное впечатление! Но проблема в том, что песня подействовала не только на меня... На всех!!! Гай, всё-таки гений! А тут ещё и Скайолан затесался... По словам Гая, они написали песню вместе... Скорей бы отплытие! После такого мне в городе показываться нельзя, а то, не дай бог, найдутся сумасшедшие, которые вознесут меня на пьедестал... Что же я тогда делать буду?! Как же хочется исчезнуть, спрятаться, забиться в какой-нибудь тёмный, глухой угол... Как вернуться домой?! Как добраться до Кифового носа?! Скоро осень, потом зима... Дожди и похолодание... Путешествие до Банкора заняло чуть больше трёх месяцев... Сколько же километров я преодолела за это время?! Средняя скорость каравана в час, километров пять-шесть... Значит, в сутки пятьдесят-шестьдесят километров, раз время в пути в день около восьми - десяти часов... Лошади, вернее единороги, двигались шагом, повозки тяжёлые... Путь до Маргоса занял два с половиной месяца, потом неделю я двигалась одна, вернее Макс был моим транспортом, и наша скорость была гораздо больше, чем у каравана... До всего этого, до встречи с караваном, я сама прошла километров двести, приблизительно... И что же тогда получается? Если грубо прикинуть?"
Произведя в уме нехитрые вычисления, я поняла, что в этом году шансов вернуться, к исходной точке своего путешествия нет. Совсем нет... Да и в будущем тоже... Больше шести тысяч километров! Все Боги Окатана! Шесть тысяч!"
- Если точнее, то семь тысяч сто пятьдесят... от Кифового носа до Банкора... - голос Тана был спокоен и беспристрастен, как у робота.
- Спасибо, утешил... Хотя какая разница... Тысячей больше, тысячей меньше...
- Не расстраивайся... Это не так уж много...
- Если бы у меня был самолёт или железная дорога, хотя бы... Тогда не много, а так... О чём я думала, когда убегала? Почему меня так переклинило?
- Ты о чём?
- Да о том, что с Кифового носа уходить было нельзя! Нужно было сидеть там и искать проход обратно! На Землю! А я послушалась Дайка, испугалась чего-то, побежала... Вот дура! Ничего себе забег! Длиной в семь тысяч километров! Семь тысяч!!!
- Кари... послушай... Кари!
Я лежала на койке, вперив взгляд в окошко и слушая плеск воды за бортом. Ветер доносил звуки музыки и гомон голосов. Пахло дёгтем, водорослями и тухлой рыбой... Очень хотелось плакать, но почему-то не получалось.
- Кари...
- Ну что ещё?
- Ты всё сделала правильно... Если бы ты не сбежала, то так бы и сидела где-нибудь у Карелла на привязи. Неизвестно, что случилось бы с тобой, если бы не побег. А так, ты свободна! Выучила язык, многое узнала, многое увидела, приобрела друзей... А скоро... Скоро по Восточным землям, а потом и по всему Окатану о тебе будут ходить легенды! Эта песня сыграет свою роль.
- Вот то-то и оно! Сыграет... Она уже сыграла! Мозг, что мне делать, а?! Я же вязну здесь! Проваливаюсь, как в болото... Будто снова "райское поле" пытается меня проглотить. Я вливаюсь в эту жизнь, в этот ритм, увязаю по уши... в людях, обычаях, культуре... Одни ангалины чего стоят, не говоря про всё остальное... Столько тайн и загадок, непонятного и неизвестного, удивительного и прекрасного я встречаю здесь... И это мне нравится... Вот, наверно, самое ужасное... Мне нравится...
Громкие голоса у сходен отвлекли от столь философской беседы. Я выглянула в окошко. Из города вернулась команда. Гогочущей шумной ватагой, они поднялись на борт шхуны. Я приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать. Подслушивание стало неотъемлемой частью моей жизни. Матросы, наперебой, рассказывали капитану свои впечатления. Как я и думала, песню о синеглазой деве они запомнили почти дословно. Пробовали даже напевать, чтобы хоть как-то донести до капитана Аюта, то, что творилось на площади.
Оказалось, что после того как я ушла, Гай исполнял её ещё два раза. Матросы рассказали, что видели, как несколько лежачих больных, которых родня принесла в надежде на исцеление, встали с носилок, а потом разнёсся слух, что дочь наместника, впервые после трагедии, смогла внятно отвечать на вопросы, после того, как очнулась от обморока. Один из матросов видел, как к Гаю подходили чиновники из управы и, кланяясь, о чём-то просили.
- А вы помните, капитан, - послышался чей-то голос, - какие синие глаза у нашей пассажирки?!
Команда загалдела:
- И волосы!
- Волосы совсем светлые!
