поджидал его.
– Ну что замешкался? – шепнул он ему. – Пропуск получен?
Лахнер кивнул.
– Боюсь только, что он будет тебе ни к чему. Пять минут тому назад вернулся полковник Левенвальд, и только что у ворот произошло какое-то движение.
– Поспешим, может, еще не все пропало!
Оба гренадера поспешили к воротам. Было очень темно, так как весь горизонт обложили густые облака, и уже начинал падать снег, грозивший перейти в снежную бурю. Сердца друзей болезненно сжались, когда они увидели, что ворота уже закрыты, между тем как обыкновенно они запирались только после вечерней зори. Мало того, вместо одного часового у ворот стоял целый патруль.
– Знаешь что, брат, – сказал Вестмайер, – лучше я сначала попытаюсь пройти. Судя по всему, кого-то стерегут, так надо узнать сначала, откуда ветер дует!
– Хорошо, попытайся!
Через минуту Вестмайер вернулся и заявил:
– Плохо дело! Отдан приказ не пропускать абсолютно никого. Меня не пустили, несмотря на мое штатское платье…
– Значит, мое дело проиграно, – сказал Лахнер, поникнув головой.
– Да, вероятно, тебя уже ищут, в казармы возвращаться нельзя. Пойдем к Ниммерфолю.
– Зачем? Не все ли теперь равно?..
– А затем, дурья голова, что окно комнаты Ниммерфоля выходит на пустырь, через который ты можешь бежать!
– Вестмайер! Ты возвращаешь мне жизнь!
Они поспешили к комнате Ниммерфоля.
– Как, вы еще здесь? – встретили их Ниммерфоль, Биндер и Гаусвальд. – А мы думали, что вы уже давно задали лататы, и пропустили не один стаканчик за ваше здоровье.
– Лахнер должен бежать через это окно!
– Но ведь его увидят!
– Нет. Уже теперь довольно темно, а через полчаса стемнеет окончательно.
– Разве ротный отказал в пропуске?
– Нет, но вернулся полковой командир и приказал никого не пропускать.
– Гм! Видно, я уже достаточное время побыл фельдфебелем!
– Ниммерфоль, ты затрудняешься оказать мне услугу, от которой зависит вся моя жизнь?
– Да не затрудняюсь я, а просто досадую. Ну что за черт! Я уже два раза бывал фельдфебелем, но каждый раз не долее как на двое суток.
– Ниммерфоль, пойми, дело идет не обо мне! – воскликнул Лахнер. – Все равно, я безвозвратно пропал. Но даже умереть спокойно я не могу, раз сознаю, что не исполнил своего нравственного долга…
– Лахнер! – произнес Биндер. – Ты говоришь так, словно делаешь завещание!
– Лахнер, – сказал Ниммерфоль, – ты не пропал, это говорит мне предчувствие, которое никогда не обманывало меня. Мы с тобой родились для чего- нибудь большого. Однако соловья баснями не кормят, надо делать дело – спасать товарища.
– Гаусвальду и Биндеру следует вернуться в казарму, они обязательно должны оказаться на местах, если будут делать перекличку!
– Да, ты прав, Лахнер, а то Талер, например, знает, что мы всегда держимся вместе, – сказал Ниммерфоль.
– Хорошо бы, если бы ты, Ниммерфоль, тоже ушел отсюда и запер дверь снаружи, – вставил Вестмайер, – я же останусь здесь с Лахнером.
– Ладно, так и сделаем. Что ж, до свидания, милый Лахнер! Да будет с тобой Всевышний!
– Ниммерфоль, – крикнул ему вдогонку Лахнер, – если тебя потянут к ответу, то ты утверждай, будто и знать ничего не знаешь!
Все ушли, оставив Лахнера с Вестмайером. Последний подошел к товарищу и флегматично уставился на него.
– Ну чего смотришь?
– А как ты думаешь, угадал я твои мысли, Лахнер, или нет?
– Именно?
– По-моему, ты посматриваешь на мое платье и думаешь: «Вот бы мне его!»
– Ты совершенно прав. Но я думаю и еще кое о чем: как бы в этом платье я не показался смешным!
– Что ты, милый! Дядя водил меня к придворному портному и сказал ему, что я должен быть одет, как самый изысканный дворянин, так что можешь не сомневаться…
– Да подойдет ли оно мне?
