уходишь вбок и вниз, продолжая контролировать сектор. Потом по сигналу движения встаёшь и идёшь дальше. Точнее, пытаешся это делать, потому что уже после первого километра становится тяжело. Пот заливает глаза, одежда мокрая, чувствуешь себя переносчиком мебели, который тащит рояль на пятый этаж без лифта.
А ещё – трупный запах, он начался буквально сразу за постом и преследовал нас какое-то время по железной дороге. Потом он исчез, для того чтобы снова напомнить о себе из посадки через несколько километров.
Сначала мы шли по железной дороге. Можно было не бояться поезда, тут уже никто не ездил. Оборванные провода свисали до земли. Через километр мы спустились с насыпи и шли вдоль кромки поля с подсолнухами. Сзади время от времени в воздух поднимались осветительные ракеты, а вдалеке было видно, как горят поля. Вскоре мы дошли до боковой ветки железной дороги. В этом месте, во время короткой остановки, я не увидел сигнала о продолжении движения от «Славуты» с «Охотником». Пришлось им возвращаться и повторять. А у остальных получился пятиминутный незапланированный отдых. Дальше были снова железная дорога, тяжёлые шаги и пот, тёкший ручьями. Больше всего я боялся, что сдохну раньше времени и подведу остальных. Ещё думал о том, куда лучше падать, если нас засекут. Между рельсами или за рельсы, в противоположную сторону? Между рельсами получалась защита с обеих сторон, но если бы надо было отходить, то пришлось бы перелезать через рельсы и таким образом повышать свой силуэт. Так ничего и не придумав, я решил, что буду действовать по обстоятельствам и смотреть на более опытных товарищей. Потом мы шли по просёлочной дороге вдоль поля. В этом месте трупный запах напомнил о себе с новой силой. Там явно кто-то лежал, разлагался в посадке. Но заниматься этим не было возможности и времени. Мы шли дальше – до рассвета было не так много времени, а нам надо было успеть дойти.
В какой-то момент стало ясно, что пулемётчики нагружены сильнее всех, и если их не разгрузить, то надолго их не хватит. «Сокол», «Лис», «Узбек» и «Монах» как-то распределили между собой вещи, облегчив «Бобра» и «Ворона». Мне было стыдно, что я не могу ничего взять, сам шёл задыхаясь и обливаясь потом. Снял каску – в ней было очень жарко. Периодически делал по два глотка из гидратора, за весь переход выпил один литр.
После очередного броска мы подошли к деревне и остановились в километре от неё. Освещения на улицах не было, ездил туда-сюда какой-то мопед. Толи тракторист за водкой, толи наблюдатель. В какой-то момент показалось, что он повернул в нашу сторону, и мы залегли в подсолнухах, чтобы пропустить его, оставшись незамеченными. Но к нам он не поехал. Командир группы «Сокол» со «Славутой» и «Охотником», склонившись над картой, обсуждали маршрут. Получалось, что надо будет проходить сквозь деревню, чтоб успеть до рассвета дойти к «зелёнке» примыкавшей к Горловке, к району Калиновки – конечной точке маршрута.
Деревню проходили быстро, молча, почти на цыпочках и без остановок. В какой-то момент я заметил на дороге выпавший блистер с таблетками. Оказалось, что расстегнулась аптечка у «Монаха». Всё подобрали, уложили, застегнули. Если бы местные увидели утром выпавшие медикаменты на улице, то были бы разговоры.
После деревни снова началась пересечённая местность – кусты, поля, луга, овраги. Я с завистью смотрел на наших снайперов-следопытов. Казалось, им всё нипочём. Чего я не мог сказать о себе. «Муха» надоедливо стучала по боку. Ремень автомата давил на шею. На рюкзаке не хватало поперечной лямки, и он сползал с плеч. Мои крутые фетишные ботинки через десять километров начали сигнализировать мне о том, что всё хорошо с моими ногами, но мизинцы явно лишние. (Так, ненавязчиво, для начала. Уже потом, когда выходили из окружения, это стало настоящей болью). Остальным было тоже нелегко. Но все шли. Только «Ворон» под конец стал ворчать.
Уже когда начинало рассветать, стало понятно, что надо искать укрытие на день. До точки мы не дошли примерно километр. Остановились в небольшой лесопосадке. на стыке дорог. Упали, сняли промокшую одежду. Я поспал минут сорок. Потом встало солнце, и мы перебрались глубже в посадку. Дорогу было слышно и частично видно. Нас с дороги – нет.
«Сокол» отправил меня на другой край посадки, наблюдать. И я полез, сквозь чащу, стараясь делать меньше шума. Получалось так себе, но более или менее. Очень хотелось пить и совсем не хотелось двигаться. Рюкзак с автоматом были непривычно тяжёлыми. Обычно лучший способ избавиться от усталости – это отдохнуть, но как это делать на боевом задании? Как показала практика, с усталостью можно бегать, стрелять, прятаться от обстрелов, ходить в разведку, не ожидая, когда она пройдёт.
Дойдя до края посадки, я нашёл место, чтоб оставаться в тени и видеть дорогу, которая заходила в лес. Пристроил рюкзак как спинку кресла, чтобы можно было облокотиться полулёжа. Наломал веток с листьями и натыкал их в карманы бронежилета для маскировки. Натянул зеленую бафку на лицо и залёг. Чтобы не спать и восстановить силы, жевал изюм с орехами и запивал остатками воды. Периодически я подходил ближе к краю с биноклем, пытаясь понять, что происходит в постройках в пяти километрах от нас.
Движения почти не было. За весь день мимо проехали один грузовик с пустым кузовом, пара легковых (одна из них туда и обратно) и велосипедист. С грузовиком вышла оплошность с моей стороны. Услышав звук двигателя, я бросился включать рацию (уже минус, что она была не включена). Китайская рация «баофенг» пискнула и матюкнулась на китайском языке; мне показалось, что пассажир в грузовике посмотрел в мою сторону. Я выключил рацию и стал думать, мог ли он услышать. Понимая, что до меня было метров пятьдесят, а в кабине старого грузовика шум ещё тот, я пришёл к выводу, что слышать он не мог. Но неприятный осадок остался, в основном досада на себя.
Около пяти часов вечера, когда я возвращался к основной группе, уже подходя к ним, увидел, как «Сокол» делает страшные глаза и показывает жестами мне замереть. Оказывается, в это время местный житель на велосипеде ехал по дороге через лес. Он явно услышал меня, точнее, что кто-то
