Теперь вот жалею, что так сказал. Черт с ней, с политикой, с «младоросской партией». Какая обида стоять на тротуаре и слушать музыку издали, когда тебе двадцать, двадцать пять…
Елена Булацель, часто бывавшая в клубе младороссов, вспоминала полвека спустя:
– Мы много веселились и танцевали до безумия.
Ну а что до союза «Молодая Россия», до партии, до политики, до карьеры ее фюрера Александра Казем-Бека, то это уже другая история. Конечно, связанная и с клубом на Сен-Ламбер, связанная с политическими амбициями, с великокняжеским двором и, конечно, с разведкой, с деньгами… С идеалами и разочарованиями, с жертвами, с грязью (как в политике без грязи?).
Союз «Молодая Россия» был создан на «Всеобщем съезде национально мыслящей русской молодежи» в Мюнхене в начале 1923 года. Было два претендента на пост главы союза: блистательный Юрий Ширинский-Шихматов, бывший кавалергард, представитель одного из самых старых русских родов, шофер и философ, один из зачинателей монархического молодежного движения. Вторым претендентом был дворянин помельче, тоже оратор, шармер Александр Казем-Бек. На первый взгляд шансы Казем-Бека были невелики. Но он победил. Можно было бы догадаться и без подсказки, что кто-то за кулисами выборов и борьбы остановил свой выбор на Казем-Беке. Можно было бы даже догадаться кто. Скажем, тот, кто выигрывал все политические игры в эмигрантских движениях. За год до мюнхенского съезда контрразведка ОГПУ предприняла свою знаменитую акцию, которая носила условное название «Трест». Через год агенты «Треста» успели не только проникнуть во все уже существовавшие эмигрантские организации, но и поучаствовать в создании новых. Об этом, кстати, рассказал позднее один из беглых деятелей операции «Трест», Эдуард Упелинс (он же Опперпут, он же Касаткин, он же Селянинов…): «Все антисоветские организации за рубежом идут на поводу “голоса из России”, то есть т. н. “легенды” ГПУ, которое, сравнительно мало интересуясь программами и правых и левых зарубежных группировок, главное внимание, прямое насилие, ложь и деньги бросает на разработку соответствующей тактики эмиграции в нужном для него направлении. Во всех заграничных организациях агенты ГПУ, очень часто являющиеся главными руководителями этих организаций, всякими провокационными доводами склоняют эмиграцию прежде всего надеяться на советскую эволюцию, отказаться от террора, верить в пресловутый “внутренний взрыв”».
И вот, вглядываясь из нашего с вами прекрасного далека в карьеру младоросского «вождя» Казем-Бека или, скажем, лидера левых евразийцев П. Сувчинского, невольно вспоминаешь эти объяснения беглого «трестовца» Упелинса-Опперпута. Так что, может, из двух перспективных вождей эмигрантской молодежи, боровшихся за первенство в Мюнхене 1923 года, именно Москва выбрала не мудрствующего «изобретателя фашизма» Ширинского, а молодого, до крайности амбициозного и на все готового Казем-Бека. Целью московской операции было удержать эмиграцию от антибольшевистских действий. Цель была достигнута. И евразийцы, и младороссы разыгрывали хитрый московский сценарий и попадали на приманки национал-большевизма. Идеолог «Молодой России» с гордостью цитировал слова идеолога евразийцев Карсавина:
«Там, в России, национал-большевизм уже зарождается, среди нас – это движение младороссов… “Молодая Россия” в качестве верхнего слоя Евразии должна действовать в соответствии с национальным инстинктом, который и является в настоящий момент национал-большевистским…»
«Там, в России…» – умствует в Кламаре Карсавин, но все сведения о том, что происходит в России, и евразийцы, и младороссы получали от умелых разведчиков ОГПУ. Ну а те из них, кто проявлял излишнее любопытство, исчезали за проволокой лагерей.
Но пока были клубы, танцы, обряды, униформы и приветствия, скопированные у итальянских или немецких фашистов, и хитрые лозунги, придуманные на экспорт московскими органами («вторая советская партия», «царь и советы»).
Что молодые, что старые эмигрантские политики проиграли все игры московской разведке.
Что же до тогдашнего кумира молодых младороссов, до их главы Казем-Бека, то он после войны сбежал в Москву и получил там штатную должность. И напрасно былые соратники запоздало плевались ему вдогонку…
На метро – в порядке исключения
Приезжему человеку по городу Парижу надо, конечно, ходить пешком. Но иногда и приезжему приходится проехать километра два-три на автобусе или в метро (на этот случай билеты следует покупать с запасом – десятками, на две зоны (carnets deux zones, по одному выходит дороже). Ну а парижанин, еще и безлошадный, вроде меня, пользуется услугами метро постоянно. У трудовых парижан есть грустная шутка об их веселой столичной жизни: «було, метро, додо». Она нуждается в переводе, так как в этой формуле использовано парижское арго: то есть жизнь наша вся – «работа, метро да на боковую». Как вы заметили, слово «метро» звучит совсем по-русски, точнее, в русский пришло из французского, а не из английского, хотя и лондонское, и даже нью-йоркское метро старше парижского. Ну а московское, оно намного моложе и французского тоже. О почти вековой истории парижского метро я еще расскажу, а пока проедемся хоть полчасика в поезде метро. Понятное дело, что путешествие по темным туннелям с остановками на здешних утилитарно-скромных станциях не бог весть какое развлечение, однако есть две линии метро (в общей сложности всего километров десять, но, на мою удачу, обе проходят по левому берегу, близ моего дома), где поезд идет по поверхности, над улицами, бульварами, площадями, над Сеной… Во-первых, это 6-я линия: «Шарль де Голль» – «Этуаль Насьон» через «Данфер-Рошро», а во-вторых, 5-я, «Площадь Италии» – «Пантен». Подъезжая к «Площади Италии» с востока, поезд 5-й линии проходит мимо изумрудного травяного склона спортивно-театрального комплекса «Берси», мимо нового фараоновского министерства финансов, пересекает по мосту Берси Сену (а справа – все мосты, мосты, до самого собора Нотр-Дам), и вот тут не пропустить, слева – главное, старинный комплекс больницы Сальпетриер с часовней Святого Людовика (я вот так же, бывало, в Москве смотрел в окно метро, чтобы не
