На улице уже смеркалось. Время ужина, устало подумал я, и в животе у меня жалобно заурчало, как бы печально соглашаясь с моими мыслями. Одно было хорошо, все ученики находились на ужине, и никто не видел меня грязного и исхудавшего. Когда мы пришли к дверям магистра, мастер Ласир оставил меня с мастером Салом, а тот велел подождать. Ждать пришлось довольно долго, и это ожидание далось мне нелегко. После времени проведенного в камере я сильно ослаб. Ноги мои дрожали, и мне казалось, что у меня жар. Хотя, наверное, так оно и было. Спина ныла не только от ран, но и от напряжения. Я отвык столько стоять.
Наконец когда я уже практически валился с ног, двери в кабинет магистра открылись и оттуда стали выходить мастера. Большинство сделали вид, что не замечают стоящего у противоположной стены грязного ученика, другие же, бросая пренебрежительные и брезгливые взгляды, отворачивались. Лишь в глазах мастера Пада, я увидел проблеск сочувствия, а может мне это только показалось. Когда последний из мастеров покинул кабинет, мастер Сал велел мне войти.
Войдя в кабинет, я вновь оказался в полусумраке освещаемым лишь несколькими свечами. Но здесь было намного светлее, чем в темнице и моим привыкшим к темноте глазам не стоило труда приспособиться к обстановке.
Магистр сидел за столом, склонив поседевшую голову над каким-то манускриптом, и казалось, не замечал моего присутствия. Я откашлялся, пытаясь привлечь его внимание. Силы мои уже были на исходе.
– Я слышал, как ты вошел. Точнее почувствовал, от тебя воняет как от задарской свиньи, – сказал мне магистр, не поднимая головы. – Сядь вот туда. Сейчас я тобой займусь, вот только закончу кое с чем.
И он указал мне пером, которое держал в правой руке, на стул стоящий чуть правее от меня. Я тут же выполнил его указание и с облегчением плюхнулся на твердое сидение стула, вытянув вперед дрожащие ноги. Старик некоторое время водил обратной стороной пера по манускрипту, бормоча что-то невнятное себе под нос. Потом со вздохом отложил его в сторону и, подняв голову, внимательно посмотрел на меня.
– Итак, ученик Ардос, – он постучал скрюченными пальцами по столешнице. – Тебе бы стоило помыться, пахнет от тебя, мягко говоря, отвратительно.
– В камере, которой я сидел цветами не пахло, да и воды там я не наблюдал, кроме той, что приносили в маленькой кружке, с мерзким затхлым вкусом, пытаясь выдать ее за питьевую, – грубо ответил я.
– Хм, да уж, ты так и не научился самообладанию мальчишка, – проговорил Таеро. – Язык твой – враг твой. Сазарцы варвары, но эта их поговорка подходит для тебя как нельзя кстати. Не понравились камера и плети, скажи спасибо…
– Что не вишу в петле!? – ехидно закончил я за него. – Спасибо. Вот только интересно поблагодарил ли вас Лейдо Сам-Мар, ведь я не видел его ни в петле, ни в колодках, да и в камере его тоже не было, если конечно вы не превратили его в крысу, которая жрала из моей тарелки и сидела в углу в ожидании, когда я сдохну.
– Хватит, – рявкнул магистр. – Прикуси свой язык парень. У стариков тоже есть предел, до которого их лучше не доводить. Ты нарушил кодекс и был наказан. Причем довольно мягко.
– Я защищал друзей.
– Друзей!? – негодующе воскликнул Таеро. – Кого ты называешь друзьями? Этого сраного светловолосого аристократишку, из-за которого все началось. Ничего не скажешь, хорош друг, который втягивает тебя в неприятности. Или может бесполезный бездарный толстяк, которого давно стоило прирезать, потому что из него ничего путного не выйдет. Или девчонка, которая лезет не в свои дела и нарушает кодекс, имея связь с одним хорошо известным тебе учеником. Единственный из вашей компашки, который еще чего-то стоит это ты, ну может быть еще молчаливый задарец. Запомни щенок, у наемного убийцы друзей быть не может. Разве не об этом гласит кодекс и разве не это постоянно вбивают в ваши пустые головы. Никаких привязанностей, никакой сраной глупой любви. Ничего кроме долга и выполняемой работы. Ты же полностью наплевал на это, нарушая главный устой нашего братства. И при всем при этом, я оставляю тебе твою никчемную жизнь. Тебе и твоим так называемым друзьям. И даже позволяю продолжить обучения. Хотя, наверное, мне действительно стоило вас вздернуть, как предлагали остальные мастера. И я действительно глупый сентиментальный старик коим они меня считают.
Таеро встал со своего места и громко пыхтя, стал расхаживать по кабинету.
– Думаю не ваша глупость и ваша доброта оставила меня в живых, не так ли? – осторожно спросил я.
– Правильно думаешь. И кстати это одна из причин. То как ты мыслишь. Хотя порой эти же мысли идут тебе во вред. В тебе есть талант мальчишка. И я тебе об этом уже говорил. В отличие от других, я это знаю. Твоя жизнь принесет нашему ордену много больше, чем твоя смерть.
– А жизнь моих….
– Друзей!? – поморщившись, закончил за меня магистр. – Считай это моим подарком тебе. Последним.
– И первым, – не знаю к чему, сказал я.
– Первым была
– Хорошо. Допустим, во мне вы разглядели талант, и поэтому подарили мне жизнь. Но что же такого сделал Лейдо? Ведь вы прекрасно знаете, что он виновен не меньше моего, а то и больше.
– Знаю, – проворчал магистр. – Но не буду оправдываться перед тобой и объяснять, почему так поступил. Лейдо уже понес свое наказание, какое тебе
