таким же: он освободится спустя час-другой после рассвета, а заступит на дежурство вскоре после захода солнца. В соответствии с этим мы и условились о моем визите.
Вечер того дня выдался на славу, и я вышел пораньше, чтобы им насладиться. Когда я брел по полевой тропе близ верхушки откоса, солнце еще не село. Растяну-ка свою прогулку еще на часик, подумалось мне: полчаса туда и полчаса обратно – и как раз подойдет время явиться в будку сигнальщика.
Прежде чем продолжить прогулку, я приблизился к краю откоса и машинально бросил взгляд вниз с того самого места, откуда увидел сигнальщика впервые. Не подыщу слов для описания своего ужаса: у самого входа в туннель маячила человеческая фигура – левым рукавом она заслоняла глаза, а правой рукой неистово размахивала в воздухе.
Мое оцепенение длилось недолго: это и в самом деле был человек, а чуть поодаль толпились другие люди, к которым он и обращал свой жест. Красный фонарь семафора не горел. Вблизи его опоры – что было для меня новостью – из деревянных кольев и брезента соорудили низкий шалашик, размерами не больше балдахина над кроватью.
Не в силах побороть дурного предчувствия (я запоздало упрекал себя в том, что оставил сигнальщика одного, не поручил никому за ним присмотреть и проследить за его действиями – из-за этого, быть может, и случилось несчастье), я опрометью сбежал по извилистой тропе.
– Что случилось? – выдохнул я.
– Утром погиб сигнальщик, сэр.
– Дежурный из этой будки?
– Именно, сэр.
– Тот самый, мой знакомый?
– Если знакомый, сэр, то вы его узнаете, – произнес человек, отвечавший мне за всех остальных, и, скорбно обнажив голову, приподнял край брезента. – Лицо у него ничуть не пострадало.
– Но как же это случилось, как случилось? – твердил я, поочередно обращаясь к собравшимся, когда брезент вернули на место.
– Его сбил паровоз, сэр. В Англии не сыскать было человека, который лучше знал бы свое дело. Но он почему-то не отошел на изгибе от наружного рельса. Случилось это средь бела дня. Сигнальщик зажег семафор, в руке у него был фонарь. Когда паровоз показался из туннеля, он стоял спиной к нему, и паровоз на него наехал. Вел состав вот этот машинист: он нам сейчас показывал, как все это произошло. Покажи еще раз джентльмену, Том.
Том, в грубой темной робе, занял прежнее место возле горловины туннеля.
– Проезжаю я изгиб туннеля, сэр, – пояснил он, – и в конце вижу сигнальщика, как если бы смотрел на него в подзорную трубу. Времени сбавить скорость уже не было, а об его крайней осторожности кто только не знал. Свистка он, кажется, не слышал, и я его отключил: мы же вот-вот должны были на него наехать – ну я и крикнул ему что было мочи.
– И что вы крикнули?
– Эге-ге, там, внизу! Берегись! Берегись! Ради бога, прочь с дороги!
Я вздрогнул.
– Ох, какого ужаса я натерпелся, сэр. Уж я кричал ему, кричал. А глаза загородил рукой, чтобы ничего не видеть, но рукой махал до последнего, только что толку?
Не стану ничего добавлять к моему рассказу, уточняя ту или иную подробность; отмечу лишь напоследок странное совпадение: машинист выкрикнул не только те слова, которые навязчиво преследовали злополучного сигнальщика, но также и другие, которые домыслил я сам, причем про себя – когда тот воспроизводил жесты призрака.
Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс
(1831–1892)
Новый перевал
То, о чем я собираюсь рассказать, произошло четыре года назад осенью, когда я путешествовал по Швейцарии со своим старым другом по школе и колледжу Эгертоном Вульфом.
Однако, прежде чем продолжить, я хотел бы заметить, что мой незамысловатый рассказ не претендует на художественность. Я – самый обыкновенный, прозаический человек, зовут меня Френсис Легрис, по профессии я адвокат. Полагаю, трудно найти людей, менее расположенных смотреть на жизнь с романтической точки зрения или давать волю воображению. Мои недоброжелатели и люди, хлопочущие об исправлении моих недостатков, считают, что привычку к недоверчивости я довожу порой до грани всеобъемлющего скептицизма. И в самом деле, я готов признать, что мало доверяю тому, чего не слышал и не видел сам. Но за свой рассказ я готов поручиться, поскольку он повествует о моих личных наблюдениях. Я не собираюсь ничего прибавлять к тому, что видели мои глаза при ясном свете дня: это всего лишь изложение фактов, очевидцем которых мне пришлось стать.
Итак, я путешествовал тогда по Швейцарии с Эгертоном Вульфом. Это было не первое наше совместное путешествие – мы частенько отдыхали вдвоем – но, похоже, последнее. Вульф был обручен и весной собирался жениться на очень красивой, очаровательной девушке, дочери одного баронета с
