над христианской Византийской империей, похоже, взволновали море на тысячу миль вокруг, – но погода, как и предсказывалось, изменилась, и она, Ленья, проснувшись утром, увидела, что море гладкое, как поверхность растительного масла, налитого в плошку, и их корабль пребывает в неподвижности.
Почти мгновенное изменение ее состояния показалось ей почти волшебным, и она мысленно произнесла благодарственную молитву. Она вдруг почувствовала, что может встать на ноги и, более того, вылезти на палубу из тесного зловонного помещения, находящегося под палубой.
Джон Грант, увидев появившуюся из люка Ленью, сразу же подошел к ней. Между ними все еще существовала некоторая отчужденность: они оба вели себя настороженно, будучи не уверены в том, какие намерения могут быть у противоположной стороны. Тем не менее она заметила в его манере поведения что-то такое, что было похоже на сильное желание видеть ее рядом с собой.
– Как поживает твой новый друг? – спросила она.
Джон Грант знал, что она имеет в виду Джованни Джустиниани Лонго – человека, без которого трудно представить не только этот корабль, но и другие суда флотилии.
Находиться рядом с ним было все равно что находиться рядом с жарким пламенем: он источал тепло, но в то же время представлял собой серьезную опасность. Будучи на голову ниже Джона Гранта, Джустиниани обладал довольно развитой мускулатурой. Гладко выбритый, с тонкими чертами лица, полными, почти как у девочки, губами и иссиня-черными волосами, он выглядел довольно привлекательно. Однако больше всего внимания обращали на себя его глаза. Большие, темные, глубоко посаженные под густыми бровями, они светились каким-то внутренним светом, что свидетельствовало об остром уме, а также то ли о грусти, то ли о сожалении. Его одежда, явно дорогая и хорошо скроенная, была, однако, измятой и поношенной. Со стороны казалось, что он никогда не пребывает в состоянии покоя: он всегда ходил туда-сюда среди людей, задавая вопросы, проверяя оснащение или пытаясь разобраться в возникшем споре.
Когда Ленья упомянула его в разговоре с Джоном Грантом, они оба тут же поискали глазами своего нового командира и увидели, что он возится с морской астролябией.
– Он полон энергии, – заметил Джон Грант. – Если мы должны пойти на войну, то это хорошо, что мы пойдем на нее с таким, как он.
Ленья ничего не сказала в ответ. Джон Грант, встревоженный ее молчанием, повернулся и внимательно посмотрел на нее.
– Ты жалеешь о том, что приехала сюда? – спросил он.
Она отрицательно покачала головой. Она ведь говорила ему, что у нее есть свои дела в Константинополе. Впервые она заявила ему об этом, когда они сидели у поспешно разведенного на речном берегу костра и согревались после своего прыжка в воду со скалы, внутри которой они ползли по ужасно узкому туннелю. Он тогда усомнился в правдивости ее слов.
Он уже давно знал, что над Великим Городом нависла страшная угроза: турки серьезно вознамерились уничтожить этот последний оплот христианства на Востоке. Все профессиональные воины знали об этом на протяжении уже нескольких лет, и некоторые из них подтягивались в эти места в надежде на то, что удастся неплохо заработать.
Обе противоборствующие стороны нанимали профессиональных воинов – и христиан, и мусульман, – и мечи наемников стоили теперь очень даже дорого. Джон Грант когда-то вместе с Бадром Хасаном сражался поочередно за обе эти империи, и результат их борьбы его не очень-то волновал. Его единственной мотивацией сейчас было данное им обещание позаботиться о безопасности дочери Бадра. Если для выполнения этой задачи ему нужно встать на сторону христиан, то так тому и быть.
Но, похоже, слухи о тяжелой ситуации, в которой оказался этот город, дошли и до монастыря возле гробницы святого Иакова, в котором скрывалась Ленья. Ей тоже было известно о нависшей над Константинополем опасности, и ее, по-видимому, волновала дальнейшая судьба этого города. Почему и в какой степени она ее волновала, этого Джон Грант пока еще не знал.
Стены города стали видны уже более отчетливо. Они вздымались вверх почти из самого моря, словно волны с белыми барашками. Корабль вдруг приподнялся на неожиданно появившейся большой волне и затем резко опустился вниз. Ленья почувствовала, что внутри нее все переворачивается, и, потянувшись руками вверх, ухватилась за канат, чтобы удержаться на ногах.
– А какие у тебя здесь свои дела, если честно? – спросил Джон Грант. – Почему ты приехала сюда?
От приступа тошноты ей на мгновение стало дурно, к горлу подступил комок, дыхание сбилось, и она, прежде чем ответить, тяжело сглотнула.
– Боюсь, мне нужно благодарить твоего Ангуса Армстронга за то, что я отправилась сюда, – сказала она. – Если бы он не схватил меня, я бы не… Я бы не получила знак свыше. Именно поэтому я сохранила ему жизнь.
– Знак свыше? – удивился Джон Грант.
– Дело в том, что я чересчур долго пряталась, – только и всего, – сказала Ленья. Она провела растопыренными пальцами по своим волосам, поправляя и приглаживая их. – Схватив меня, он… он заставил меня вернуться в обычный мир.
Джон Грант догадался, что она сейчас недоговаривает. Возможно, очень важного недоговаривает.
– А почему ты находилась именно там, а не где-то еще? – спросил он. – Почему именно возле гробницы святого Иакова?
– Это была идея Патрика Гранта, – сказала она. – Просто он хотел спрятать меня куда-нибудь подальше.
– Подальше от чего?
