этом были ощутимыми, и защитники, распределенные по периметру города таким тонким слоем, каким намазывает масло себе на хлеб бедняк, вряд ли смогли бы продержаться еще долго.
Император и остальные власть имущие по-прежнему обещали, что с Запада прибудет помощь, и подбадривали измученных горожан разговорами о крестовом походе и белых рыцарях с красными крестами на груди, которые сойдут на берег с кораблей и прогонят прочь грязных турок.
Джон Грант слушал эти обещания вместе со всеми остальными защитниками Константинополя и даже чувствовал, как на душе у него становится легче от надежды на помощь, которая вот-вот прибудет со стороны заходящего солнца. Однако день за днем и ночь за ночью ему приходилось видеть не крестоносцев, а турецких новобранцев, и, отправляя на тот свет тех из них, до кого он мог дотянуться своим мечом или керамбитом (который мгновенно появлялся в его руке в тот момент, когда в этом возникала необходимость), Джон Грант постепенно стал восхищаться их мужеством и дисциплинированностью.
А еще ему было жаль этих азапов. Несмотря на свою храбрость, подпитываемую их верой или похвалой господ (или смертоносной комбинацией того и другого), эти плохо вооруженные бедолаги в массовом порядке становились жертвами войны, затеянной султаном. Будучи самыми бедными в своей стране, они попали на войну прямо с полей, на которых в поте лица зарабатывали себе на жизнь, а здесь натолкнулись на самые мощные оборонительные сооружения в мире.
Когда Джон Грант оказывался так близко от азапов, что можно было рассмотреть их лица, он видел блеск в глазах этих воинов-крестьян. И в этом блеске он чувствовал не только ненависть к неверным, как они называли христиан, но и надежду. Наскакивая на них на своем боевом коне, рассекая мечом прикрытые хлипким щитом тела, заключая этих неумелых противников в свои смертоносные объятия и вспарывая им живот или горло, он видел, как их глаза моментально тускнеют, и ему становилось жаль азапов.
Однако самой утомительной для него была работа в туннелях. Сначала ему приходилось усилием воли напрягать свой мозг, чтобы в изнурительных попытках обнаружить, в каком месте турки роют очередной туннель. В результате тщательного наблюдения за поверхностью воды в сосудах и благодаря своим органам чувств он практически всегда определял точное местоположение вражеских саперов. Затем следовала физическая нагрузка, связанная с рытьем вертикальных шахт – двух или трех одновременно – в каменистой почве в верхнем слое грунта и более мягких, похожих на мел породах уже под этим слоем в поиске турецких туннелей.
Он либо обходил места рытья таких шахт – обходил без устали, как одержимый, – чтобы подбадривать горожан, гнущих спину в этом своем бесконечном тяжком труде, либо, видя, как вяло они работают, хватал кирку или лопату и сам начинал копать.
Сегодняшние события были самыми худшими из того, что происходило до сего момента. Перед тем как все началось, Джон Грант сидел на этом же месте, неподалеку от ворот, но с кубком красного вина в руках. Он наблюдал, как малюсенькие темно-красные пузырьки выстраиваются по периметру кубка, и наслаждался покалывающей сухостью в горле непосредственно перед первым глотком. И вдруг поверхность напитка задрожала и по ней начали расходиться еле заметные, идеально ровные круги. Он понял, что турки роют очередной туннель, а внезапная дрожь в ступнях и боковой части лица подсказали ему, где именно они находятся.
Он быстро определил местонахождение туннеля, но тот оказался самым глубоким из всех, и Джон Грант даже начал сомневаться в правильности своих выводов, потому что его люди, копая все глубже и глубже, все никак не могли обнаружить даже признаков туннеля.
В отчаянном стремлении во что бы то ни стало обнаружить подкрадывающихся врагов и дать им отпор он спустился в шахту по двум деревянным лестницам, расположенным одна над другой, и тоже стал копать вместе со всеми.
Внезапно земля под их ногами просела и все они – Джон Грант и четверо других – провалились в туннель. Земля и камни, которые полетели вниз вместе с ними, потушили факелы вражеских саперов и похоронили самого первого из них живьем. Джон Грант и его товарищи, оказавшись в душной темноте, попытались встать и сориентироваться в пространстве.
Их внезапное появление откуда-то сверху поначалу вызвало у врагов замешательство, но затем раздались разъяренные крики, свидетельствующие о том, что турки готовы дать отпор. Джон Грант, как всегда, оказался самым быстрым. Он даже не заметил, как в его правой руке появился нож с длинным лезвием, а в левой – керамбит, имеющий форму полумесяца.
Тщетно вглядываясь в темноту, юноша чертыхался про себя, не имея возможности вытереть пот, который заливал ему глаза и от которого его кожа стала скользкой. Джон Грант слышал позади шум движений своих товарищей, но эти люди были скорее землекопами, чем воинами, к тому же он находился между ними и врагом. Поспешно обведя руками пространство перед собой, чтобы оценить его размеры, он нащупал стенки и потолок туннеля и со страхом обнаружил, что здесь едва хватает места, чтобы сесть на корточки или подняться на колени, не говоря уже о том, чтобы выпрямиться во весь рост. В этот момент он стоял на коленях и прислушивался к отчаянным воплям турок. В воздухе пахло потом и, как показалось Джону Гранту, страхом этих людей.
Машинально подавшись вперед, он ткнул ножом, который держал в правой руке, и почувствовал, как лезвие пронзило плоть и ударило в кость. Когда его ладонь, обхватывающая рукоятку ножа, уперлась в плоть рядом с основанием лезвия, он понял, что это участок туловища непосредственно над верхним изгибом тазовой кости человека в его левом боку. Он услышал стон и ощутил, как на него навалилось отяжелевшее тело. По его щеке чиркнуло щетиной чьего-то бородатого лица, и он, взмахнув керамбитом, который держал в левой руке, почувствовал, как лезвие перерезало горло и кровь горячим потоком хлынула на его пальцы.
