Джон Грант посмотрел на одного из воинов, державших Джустиниани. Тот покачал головой и отвел взгляд в сторону. Глаза Джустиниани снова закрылись, и воины унесли его прочь.
Небо вдруг почернело от стрел и дротиков. На верхнюю часть земляного вала заскочил огромный воин-янычар. Он держал обеими руками знамя султана.
–
Его тут же окружили другие турки, размахивающие саблями и пытающиеся не подпустить противников к своему знаменосцу, но и они, и знаменосец вскоре были изрублены защитниками Константинополя на куски.
Однако турецкие воины напирали из-за земляного вала все сильнее и сильнее…
Затем с северо-западной стороны, от ворот Деревянного Цирка и от той тайной калитки, через которую Джон Грант и Ленья вернулись вместе в город из турецкого лагеря, донесся ужасный крик, которого защитники города боялись всю свою жизнь.
Этот их страх был древним, возникшим тысячу лет назад или даже еще раньше, и он таился в сердцах многих и многих поколений горожан, а потому, казалось, был насквозь пропитан горечью не только их самих, но и их мертвых предков.
– Город пал! Город пал!
Из уст каждого, кто защищал Константинополь, вырвался отчаянный вопль, но еще громче были донесшиеся издалека торжествующие крики турок.
Даже Дука не смог потом выяснить, как это произошло и кто был в конечном счете в этом виноват. Можно лишь предположить, что тот или иной защитник города, возвращаясь через калитку из очередной вылазки против неугомонных турок, пытающихся преодолеть ров, оставил калитку незапертой.
Кто-то впоследствии станет утверждать, что имело место предательство и что какому-то иуде из числа защитников города пообещали турецкие монеты и женщин на выбор. Какой бы ни была на то причина, через оставленную незапертой калитку хлынула первая волна потока, которому предстояло смыть христиан в море, – прочь от территории, когда-то называвшейся Византией.
– Город пал! Город пал!
Этот крик, душераздирающий и ужасный, распространялся подобно огню и достигал слуха горожан, прячущихся в своих полуразрушенных домах или стоящих на разбитых в кровь коленях в церквях.
Джон Грант побежал обратно к своей лошади и стащил Ямину с седла. Он посмотрел ей прямо в глаза, впервые не зная, как ему следует поступить.
– Пойдем со мной, – сказала она и повела его прочь от крепостных стен, к воротам дворца.
73
Последние минуты спокойствия в Великом Городе – Царе городов – прошли в полутемном нутре собора Святой Софии.
Этим ранним утром здание, похожее на скалу – или же на гору – и возведенное девять веков назад византийским императором Юстинианом, как бы замерло в ожидании. Огни святого Эльма исчезли, словно их кто-то погасил, и теперь к запаху ладана примешивался запах того странного пламени, которым недавно был объят купол храма.
Этот собор, расположенный в трех милях от стен, обращенных к суше, являлся для турок самой заманчивой добычей, и они устремились к нему по улицам города, останавливаясь только для того, чтобы убивать, грабить и насиловать. В старинных турецких народных легендах говорилось, что тех, кто захватит Константинополь, в этом городе ждут неисчислимые сокровища, хранящиеся в подвалах собора Святой Софии, – целые горы золотых слитков и драгоценных камней.
А у жителей города были свои легенды, в которых утверждалось, что ворвавшиеся в город мусульмане могут дойти лишь до гигантской колонны, на вершине которой установлена статуя сидящего на коне императора, – и не дальше. Любому захватчику, осмелившемуся дойти до этой колонны, преградит путь ангел, держащий в руке пылающий меч. Здесь, в тени собора Святой Софии, неверные будут убиты и отправлены прямиком в преисподнюю.
Верующие ждали этого момента. Все их мысли о свадьбе принца и принцессы испарились, как испаряется на листке роса под лучами восходящего солнца. Внутреннее пространство собора, этот драгоценный темный кристалл, был теперь заполнен людьми, которые не томились в предвкушении торжественных мероприятий, а дрожали от страха и отчаяния. Священники закрыли двери и покрепче заперли их на засовы.
Здесь, в полумраке храма – то ли под самым куполом, то ли вокруг колонн – отражались эхом все голоса, раздававшиеся на протяжении веков: испуганные восклицания тех, кто искал себе убежище; удивленные возгласы викингов, чувствующих себя маленькими букашками по сравнению с таким невообразимо огромным замкнутым пространством; робкое бормотание русов, не знающих, какие молитвы им произносить, но осознающих, что они нашли место, в котором Бог живет среди людей.
Все, что когда-то происходило в соборе Святой Софии, впиталось в его стены и его священный воздух.
Сотням людей, которые собрались под этим куполом, оставалось лишь молиться. Они и молились, когда началось самое страшное. Мехмед пообещал своим воинам, что даст им три дня на разграбление Константинополя, но в городе едва хватило бы жителей, чтобы турки могли утолить жажду крови, накопившуюся у них за несколько недель осады.
