Эмили отставила чашку, подперла руками голову и укоризненно уставилась на Джона.
— Вот за что ты мне всегда нравился — ты не такой как все. Ревнивец, но стоишь на своём, гнёшь свою линию. Не хочешь идти туда, куда все идут, но выдумываешь свои пути, нехоженые, трудные…
— Да уж, сейчас куда ни глянь — все пути нехоженые. Ну, просто «неисповедимы пути рибчестерские». — И Джон, наконец, засмеялся, а с ним и Эмили.
— Пойдем, — она по-дружески взяла его за рукав, — покажу кое-что. — Возьми чашку с собой, если хочешь. Потом ещё вскипятим.
Они прошли в комнату Эмили. Джон тут не был очень давно, и пока шли, пытался вспомнить, что же он видел когда-то в этой комнатке — может, фигурки индейцев? Рисунки сказочных принцесс? А вот и дверь. Сейчас она откроется, и на него хлынет непередаваемый запах далёкого прошлого, и да распахнет свои двери музей детства, и воззрятся на Джона сотни машинок и солдатиков, ряженых, пожелтевших от времени кукол, пустых тюбиков из-под детских зубных паст, конструкторов, баночек с засушенными жуками и бабочками, рукописными номерами газеты «Рибчестер таймс», которую они с Эмили придумали и делали дома… Двери, наконец, действительно, отворились, рассеивая нахлынувшие призраки ушедших времен. Джон сразу узнал эту комнату — обстановка почти не изменилась. Только добавилось несколько длинных рядов полок во всю длину комнаты. Все они были уставлены лепными пластилиновыми фигурками. Кого тут только не было — воины, царевичи, мифические существа, бегемоты, слоны, огромные коты, Икар с Дедалом, лики древних мечтателей… то есть, видимо, греческих философов.
— Ого! — вырвалось у Джона.
— Нравится? — усмехнулась Эмили. — А ты, небось, думал, что я только тусовками и модными шмотками интересуюсь? Ну, ведь думал, да?
— Да я это…
— Пойдем ещё чайку попьем! Если захочешь, потом рассмотришь всё более детально.
Они всё сидели на кухне и умиротворённо пили чай, вспоминая прошлое. Джон даже на какое-то время совсем позабыл о том, что творится за стенами дома. Но все же фоном что-то навязчиво маячило, чему он не хотел давать названия, усиленно отгонял, но оно через некоторое время всё-таки вернулось и вылезло отвратительной реальностью.
— Хм, да, хорошо было… Я вот что… Хочу узнать у тебя, если ты в курсе, кто в городе-то остался? А то я пока шёл на площадь, вообще никого не встретил. Только сосед у меня один там обнаружился…
— Ну, город все-таки не маленький, хотя теперь, надо полагать, населения сильно поубавилось, если не сказать — на порядки.
— Да ты что?!
— За последние дни я видела на улице несколько человек — это Риз Уолпастон, Джек Биггли, Кевин Уайли. Ещё Джош Даркнетт. Когда ещё не столько снега навалило, я до парка прогуливалась, смотрела, что у нас вообще творится. С Кевином немного пообщалась, он с женой остался. В округе, говорит, все уехали.
— Эмили, ты молодец. Я, правда, рад, что ты осталась с нами. У меня и мысли не было куда-то там ехать, хватит того, что все мои друзья разъехались за последнее время. Ну, то есть не совсем все. — Он вспомнил Уилла и мимолётно улыбнулся. — Я сейчас пойду до своего дома, точнее, до дома, где сейчас проживаю. Мне надо крепко подумать, всё это очень неожиданно свалилось…
— Как снег на голову? — скривила рожицу Эмили.
— Ну и шуточки у тебя! — воскликнул Джон и все же улыбнулся. — Завтра надо увидеться. На площади днём давай. Надеюсь, ещё можно будет туда добраться. Лопата у тебя есть? — и подумав немного, сам ответил на свой вопрос: — Ах, ну да, в прихожей видел. Эмили, завтра в два дня на площади. — Джон толкнул входную дверь, застыл на пару секунд и, обернувшись, философски произнес:
— Послушай, Эмили… Почему всегда так происходит?
— О чём ты?
— Ну, что всегда должно пройти столько лет, всегда выпадает море снега, а люди приходят в мир и уходят из него, прежде чем ты можешь узнать, каков на самом деле человек, которого ты так хорошо знал когда-то, но потом потерял и думал о нём совершенно нелепые вещи?
Губы Эмили слегка дернулись, их тронула тень почти незаметной улыбки. С грустинкой во взоре, сквозь которую, впрочем, пробивалось уже что-то новое, неведомое до поры, она негромко произнесла:
— Наверное, всему своё время, Джон. И неисповедимы пути… рибчестерцев!
Джон широко улыбнулся Эмили и без слов вышел в бескрайний снежный мир за порогом.
Качаясь на волнах, в фарватере ветра судьбы
По пути домой Джоном всё больше и больше начинало овладевать какое-то лихорадочное возбуждение. Столько всего свалилось на него буквально
