лишь на конференции алимов, исламских богословов. А сколько раз Кадырова пытались убить! – Старик вздохнул. – По действиям боевиков можно решить, что с именем Аллаха можно все, но это не так. Ислам – одна из самых милосердных и гуманных религий.
К ним подошел ушедший раньше парень с двумя заплечными торбами.
– Зачем у тебя был Малик Тарпиев? – зайдя и выпив холодного молока из кувшина, спросил плотный чеченец в темных очках.
– Ищет двух русских солдат, – отозвался сидевший с четками старик. – Хочет уплатить за них деньги.
– Зачем они ему? – удивился плотный. – Он же никогда не имел рабов. Всегда искал рабочих из нищих чеченцев.
– Не знаю, – перебирая четки, ответил старик. – Вы что делаете? Зачем русских стреляете? Женщины и дети вам что плохого сделали? Ведь Аллах…
– Хорошее молоко, – снова отпив из кувшина, кивнул плотный и вышел.
– Идут, – опустив бинокль, сказал Бабич. – С ними еще кто-то с котомкой.
– Наверное, жратва, – подмигнул ему Илья.
Борис снова посмотрел в бинокль.
Малика и Денис остановились метрах в ста пятидесяти от скалы. О чем-то поговорили с парнем, и тот, отдав две холщовые, соединенные между собой сумки Малике, не оглядываясь, быстро пошел назад.
Борис фыркнул.
– Ты чего? – пытаясь разглядеть, что его рассмешило, Илья приложил ладонь к глазам. Вспомнив о винтовке Дениса, схватил ее.
– Вот что значит женщина у них, – ответил Борис. – Он отдал ношу ей, а не мужчине, хоть тот и русский. Нам бы в России так.
– Да у нас такого тоже полно. – Илья отложил винтовку. – Порой баба такие сумки тащит, что еле ноги переставляет, а мужик идет руки в брюки.
– У нас в России мало женщин, которые оценят то, что ты сумки носишь или еще как-то ей помогаешь. У большинства два критерия настоящего мужчины – постель и бабки. А остальное им шло и ехало. По себе знаю. Если хоть одно не срастается – все, любовь кончилась, остались сладкие воспоминания.
Илья усмехнулся. Взяв бинокль, сказал:
– Идут. За ними вроде никого.
– Как думаешь, узнали что-нибудь? А то наши, может, уже Грозный на уши ставят, а мы здесь торчим. Если наши начнут и горную Чечню отрабатывать – это самое правильное будет, – надо срочно уходить в Грузию. Потом опоздаешь, и будут судить как пособника ваххабитов. Знаешь, сколько из-за взрывов в Москве порядочных уголовников спалилось? Они злы на чеченцев по самое некуда, – усмехнулся Борис.
– А ты своего разведчика включи, – посоветовал Илья. – Он тебе и скажет.
– Телик будет нам докладывать, – улыбнулся Борис, – когда на ночевку встанем.
Илья, приникнув к биноклю, смотрел в сторону селения.
Денис и Малика уже обошли скалу и собрались лезть наверх.
– Мы спускаемся, – негромко сообщил им Борис.
Богатырь взял пулемет, винтовку и спустился первым. За ним Борис с ранцами.
– Ну? – взглянул он на Малику.
– Здесь их нет.
– Может, он просто вам уши тер? – буркнул Илья.
– Старик на ваххабитов из-за Аллаха злой, – улыбнулся Денис. – Чувствуется, он по-настоящему в Аллаха верит. И пытался найти ребят, это точно.
– И что же теперь? – недовольно спросил Борис. – Выходит, их здесь и не было? А нам адресок подкинули просто так?
– Их продали куда-то, – сказала Малика. – Малик узнает кому и скажет. Сейчас посоветовал навестить своего племянника. Тот живет в Рошни-Чу. Это километров десять от Урус-Мартана.
Борис, достав карту, посмотрел и присвистнул:
– Ни хрена себе и мешок сухарей! Это, считай, в пасть к Басаеву.
– А что ты предлагаешь? – спросил Денис.
– Сначала пожевать бы не мешало, – принюхиваясь к двум торбам, облизнулся Богатырь, – а уж потом куда угодно, хоть в Грозный. Там и узнаем, штурмуют его или нет, – подмигнул он Борису.
– Вот духи! – Александр сплюнул. – Как скот возят. Какая разница, где прикончить? Правда, здесь почище будет, – он потрогал постеленный на деревянные нары ковер, – и посуше. Во, – удивленно добавил он, – вода!
– Где? – спросил Юрий.
– Вот, – он постучал по пятилитровой фляге, – пить можно.
Юрий услышал бульканье воды и характерные звуки глотков.
– Дай, – протянул он руку.
– Мама мия, – удивился Александр, – свечка и спички. Во дела!
Он зажег свечу. Тусклый огонек высветил худые, обросшие ранней щетиной лица парней.
– Да, – увидев товарища по несчастью, Александр покачал головой, – видок у тебя! Как говорит бабуля, в гроб краше кладут.
– Ты бы себя видел, – необидчиво отозвался Юрий.
– Прикидываю…
– А чего нас перевезли?
– Я откуда знаю? – рассматривая при свете горящей свечки перевязанный обрубок пальца, буркнул Александр. – Наверное, кому-то рабы понадобились.
– Но отец обязательно заплатил бы…
– Ты им это говори! Мне-то на кой черт жуешь?!
– Русские, – раздался голос сверху, – ничего не бойтесь. Никто вас не тронет. Некоторое время побудете здесь. Сейчас вам дадут поесть.
Сверху на веревке осторожно спустили большую кастрюлю.
Едва она коснулась земляного пола ямы, веревку, продетую через ручки, сразу вытянули наверх.
– У него, – крикнул Юрий, – палец отрублен! Перевязать бы…
– Сейчас все будет, – ответил тот же человек, и крышка закрылась.
– С чего бы это? – пробормотал Александр. Подойдя, снял крышку, увидел нарезанный тонкими ломтиками хлеб, бутылку молока и две пол-литровые банки с кашей. – Странно…
– Ты это, – предупредил Юрий, – особо не налегай. После голодовки нужно есть понемногу.
– А здесь особо и не на что налегать, – хмыкнул Сашка. – Они тоже понимают толк в медицине.
– Досталось автобусику, – осматривая микроавтобус с разбитыми боковыми и передними стеклами, изрешеченный пулями салон и корпус, покачал головой Локтев. – И что с ним делать? – повернулся он к подошедшему хозяину.
– Мотор сними, – буркнул тот. – В общем, все, что цело. Салон новый привезут. Переставите. Нужно снять все за сутки. – Он неторопливо пошел к дому.
– Не успеем, – громко сказал вслед Сергей.
– Должны успеть, – не останавливаясь, буркнул чеченец.
– Видать, давят их наши, – проворчал прапорщик.
