Николая. Предполагалось опубликовать его вместе с манифестом Михаила. Но как подать это? Как манифесты двух императоров? Если из манифеста Михаила устранена формула отречения, то как назвать его манифест?
Споры продолжались за полночь, ведь думцы получили не столько правовой, сколько политический документ. Тем не менее Милюков и Набоков считали вопрос решенным: поскольку большинству угодно считать, что Михаил отрекся от престола, значит, на момент отречения он был императором. В 3.50 утра окончательную версию Набокова увезли в типографию. А поскольку отречение не упоминалось в тексте, Временное правительство придало манифесту желанный смысл, подав его как отречение. Все просто. Газеты писали об отречении Михаила. Весь народ так это и понял – так это понял и брат Михаила, добравшийся к вечеру до Могилева.
Едва он вернулся из Пскова, как явился Алексеев с телеграммой от Родзянко, излагавшей события на Миллионной. Выслушав его, Николай записал в дневнике: «Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!» Учитывая, сколько дров наломал сам Николай и в какое положение поставил своего брата, этот отзыв о Михаиле выглядит по меньшей мере нелепым. Когда Николай повторил то же самое своему двоюродному дяде Сандро[1], тот, по его признанию, «онемел».
Николай так никогда и не осознает, что он натворил: ради своих «отеческих чувств» – ими он объяснял отречение за Алексея – последний царь погубил династию. Никто этого не ожидал, никто, даже Совет, ничего подобного не требовал. Историческая неизбежность? Сама история может подтвердить, что Николаю не приходится рассчитывать на подобное самооправдание.
5. На сцену выходит Ленин
[Немцы] доставили Ленина из Швейцарии в Россию в пломбированном вагоне, словно бациллу чумы.
Февральская революция застала Ленина в Цюрихе, где он вместе с женой, Надеждой Крупской, с февраля 1916 г. жил в однокомнатной квартире на Шпигельгассе, через дорогу от сосисочной фабрики. Сам факт проживания Ленина в Цюрихе во время войны широко известен, упоминается даже в пьесе Тома Стоппарда «Травести» (1974), но далеко не все помнят, как он там оказался. В 1914 г., когда Россия вступила в войну с Союзом Центральных держав, Ленин жил в Вене, и там его 8 августа арестовали (вместе с Григорием Зиновьевым) как подданного вражеского государства. Однако девять дней спустя Ленина отпустили по особому распоряжению военных властей Австро-Венгрии, поскольку он поддерживал идею независимой Украины, а создание таковой провозглашалось одной из ключевых целей войны для Вены и Берлина. Первого сентября 1914 г. австрийский военно-почтовый поезд (предвестие знаменитого «пломбированного вагона» 1917 г. с немецким военным эскортом){84} доставил Ленина и Крупскую на швейцарскую границу. В Швейцарии Ленин зря времени не терял. Как и десятки других политических эмигрантов, возмущенных «предательством 4 августа [1914]», когда социалистические и рабочие партии Бельгии, Великобритании, Франции, Германии и Австро-Венгрии, вопреки довоенным клятвам саботировать любую «империалистическую войну», проголосовали за военные кредиты, Ленин участвовал в конгрессах за мир в Циммервальде (1915) и Киентале (1916). В отличие от большинства делегатов этих конгрессов, Ленин голосовал против резолюций, составленных Троцким (в ту пору еще меньшевиком) и его сторонниками, которые принципиально выступали против войны и призывали рабочий класс к «борьбе за мир», не уточняя, каким образом он может начать эту борьбу. Ленинская фракция «циммервальдских левых» доказывала, что противиться войне следует не с позиций пацифизма, рекомендуя уклоняться от призыва и т. п., а, напротив, социалисты должны наводнить армию своими приверженцами, которые, получив в руки оружие, смогут «превратить войну империалистическую в войну гражданскую». Ленин также выражал уверенность (в работе «Социализм и война», 1915), что истинные социалисты должны стремиться к поражению своих стран в войне, так как это ослабит правящий режим (доктрина «революционного пораженчества»){85}. Хотя многие марксисты отвергали его взгляды, Ленин, пожалуй, в этом был ближе к духу социалистического гимна Эжена Потье «Интернационал» с его открытым призывом к военному восстанию{86}[2]. Именно с целью продвинуть свою новую стратегию «сделать армии красными», т. е. побудить молодых социалистов из
