республики. Инфляция разрушила средний класс и мелкую буржуазию. В верхах зародилась коррупция, вплоть до высших государственных и партийных должностей, получив возможность оказывать прямое политическое влияние. Самый известный пример — президент страны Гин-денбург. Единственная передышка в экономике продлилась лишь четыре года — с 1924 по 1928 год, пока мировой кризис жестоко не оборвал ее. Экономический крах и последовавшая массовая безработица вселяли в рабочих злобу и страх оказаться на дне социальной жизни.
К этому добавилось внешнеполитическое бремя, которое в то время приняло невероятный размах. Версальский договор, совершенно не способный обеспечить разумный мир между государствами, к которому британцы стремились после окончания Второй мировой войны, вызвал смертельную обиду немецкого общества. Оккупация Рурской области в 1923 году, сепаратизм и этнические конфликты способствовали усилению шовинистических настроений. Ближайшие соседи, прежде всего французы и поляки, сделали все, что было в их силах, для дальнейшего унижения немцев. Советский Союз также пытался дестабилизировать ситуацию в республике, насколько это было возможно.
Если говорить кратко, страна находилась в состоянии латентной гражданской войны, которая велась не политическим оружием, а шаг за шагом принимала формы насилия. Различные события от "спартаковского восстания" до актов агрессии и фемических судов [14], осуществляемых добровольческими корпусами и "Черным рейхсвером", от мартовских столкновений в Средней Германии до марша нацистов к Фельдхернхалле в Мюнхене, от рабочих стачек в Гамбурге и Вене до "кровавого мая" в Берлине постепенно зажимали демократию в тиски между воюющими сторонами…
В 1932 и 1933 годах в Германии и Австрии произошел раскол общества, который чем-то напомнил современную ситуацию в Ливане. Различные народные ополчения — "Штурмовые отряды", "Союз красных фронтовиков", военизированные организации "Штальхельм" ("Стальной шлем"), "Хаммершафты", "Рейхсбаннер" ("Государственный флаг"), "Шутцбунд" ("Союз обороны"") и "Хеймвер" ("Защита родины") сражались друг с другом прямо на улице, и смертельная битва в Веймарской республике достигла критической точки".
Энценсбергер делает такой вывод:
"Чувство бессилия вынудило большинство немцев податься в экстремисты. Люди считали, что защиту и безопасность можно найти лишь в таких организациях, как Коммунистическая партия Германии, Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, рейхсвер или штурмовые отряды. Народные массы пытались сделать выбор между левыми и правыми; колебания между двумя полярными силами приняли характер эпидемии. Из страха оказаться в изоляции люди искали убежище в коллективах, пытались найти спасение в мировом сообществе или советском коммунизме. Парадоксально, что для многих из них подобное бегство обернулось полным одиночеством — изгнанием, концентрационным лагерем, этнической чисткой, ГУЛАГом или депортацией".
Непохоже, что в Веймарской республике царила неограниченная свобода слова, — скорее шла дикая схватка за власть. Политическая культура страны сохраняла признаки авторитаризма эпохи кайзера и выражала презрение демократии. Государство было просто не в состоянии защитить свободу слова и прочие фундаментальные права граждан.
Как уже говорилось, буквально за неделю до начала Второй мировой войны Арье Найеру и его еврейской семье удалось выскользнуть из нацистской Германии. Многие его родственники погибли во время Холокоста, поэтому никакая гипотетическая любовь к свободе слова не побудила бы его защищать право нацистов на демонстрации в Иллинойсе, выдвигая аргументы против запрета фашистской идеологии. "Я не смог бы заставить себя защищать свободу слова в Скоки, если бы не считал, что шансы предотвратить повторение Холокоста наиболее высоки в обществе, где все нападки на свободу слова наталкиваются на противодействие. Свобода включает определенные риски, однако ее подавление — готовый рецепт катастрофы", — утверждает Арье Найер в своей книге "Защищая своего врага".
Он тоже не воспринимает Веймарскую республику как "рай для свободы слова". Политические убийства были там в порядке вещей, и преступники зачастую слишком легко ускользали от правосудия. Когда в 1919 году убили коммунистов Карла Либкнехта и Розу Люксембург, один из убийц получил два года тюрьмы, а другой отделался четырьмя месяцами за решеткой. Согласно результатам исследования 1922 года, после окончания Первой мировой войны праворадикалы совершили триста пятьдесят четыре политических убийства, в то время как леворадикалы ответственны за двадцать два убийства своих политических соперников. Триста двадцать шесть убийств, приписываемых группам правового крыла, так никогда и не были раскрыты, или же их участники получили незначительные наказания. Одно из наиболее громких убийств произошло в июне 1922 года, когда погиб министр иностранных дел еврейского происхождения Вальтер Ратенау. Месяц спустя правительство приняло закон о предоставлении чрезвычайных полномочий для защиты республики, который позволил осуждать тех, кто возводил в ранг героев исполнителей политических убийств и их заказчиков — организации. Кроме того, новый закон запрещал высмеивать республиканские политические учреждения. По словам Найера, веймарское правительство соблюдало его с удвоенной энергией, тогда как в других сферах все осталось по-прежнему. Иллюстратора-сатирика и художника Георга Гросса, который тогда был членом коммунистической партии, осудили за оскорбление общественной морали из-за созданной им серии картин "Ессе Homo" (Се человек)[15]. Кроме того, цензура запретила фильм известного драматурга и режиссера Бертольда Брехта "Куле Вампе, или Кому принадлежит мир?" из-за сцены самоубийства рабочего, непосредственно связанной с президентским декретом о предоставлении чрезвычайных полномочий. Цензор посчитал, что данный эпизод оскорбляет главу государства.
Правительство, напротив, не спешило прекратить политическое насилие. После попытки переворота, предпринятой Гитлером в 1923 году, когда четырнадцать нацистов погибли в перестрелке, будущего фюрера осудили на добрых пять лет тюрьмы за государственную измену, но уже через восемь
