эмиграции. Кажущаяся стабильность и отсутствие явной оппозиции заставили известного американского историка Артура Шлезингера-младшего, посетившего Москву в 1982 году, оптимистично оценить будущее режима: "Те в США, кто думает, будто Советский Союз находится на грани экономического и социального коллапса и готов рухнуть при малейшем толчке, выдают желаемое за действительное, обманывая самих себя".
Тем не менее, хотя в 1982 году все говорило о том, что правозащитное движение потерпело поражение в борьбе с режимом, вскоре выяснилось, что запущенные им процессы продолжают идти независимо от числа человек, брошенных властями в тюрьмы. Правозащитное движение вновь подняло голову, когда к власти пришел Михаил Горбачев. В 1991 году я попросил знакомого, принадлежавшего к новому поколению активистов, прокомментировать историю правозащитного движения. Он сказал: "Если последние тридцать лет рассматривать как борьбу диссидентов с советской властью, то нельзя не заметить, что диссиденты победили — в том смысле, что их идеи перенял Горбачев. Они стали достоянием всего общества".
Весной 1988 года, когда выяснилось, что в Москве после десятилетий забвения возрождается советское правозащитное движение, в музее современного искусства "Луизиана", расположенном к северу от Копенгагена, произошло историческое событие. Здесь состоялась конференция по литературе и перестройке, на которой советская интеллигенция впервые встретилась с русскими изгнанниками. Решение об участии делегации из СССР было одобрено на самом высоком уровне, по словам одного из участников — секретаря ЦК КПСС по идеологии Егора Лигачева, фактически второго человека в партии. С советской стороны присутствовали ключевые представители либерального крыла в дискуссии о реформах, среди эмигрантов были писатели и другие представители интеллигенции, признавшие, что в СССР происходят изменения. В их числе оказались трое бывших политзаключенных: писатель Андрей Синявский, который в 1973 году после семи лет тюремного заключения эмигрировал во Францию, Борис Вайль, в 1977 году получивший убежище в Дании с помощью Международной амнистии, а также Кронид Любарский, который покинул СССР вместе с Вайлем, но обосновался в Мюнхене, где все пятнадцать лет своего изгнания жил в одной и той же небольшой квартире, пока не вернулся в Россию и не продолжил борьбу за открытое демократическое общество.
Я помог Крониду связаться с организаторами конференции, и он, как активный участник правозащитного движения и советский политзаключенный, оказался одним из самых неоднозначных делегатов. К тому моменту Кронид подготовил три публикации, каждая из которых по-своему влияла на принятие решений западными политиками и формирование мнений в России. Каждые две недели Любарский выпускал информационный бюллетень о нарушениях прав человека в Советском Союзе — источник, которым успешно пользовались западные министры иностранных дел, когда им требовалось надавить на СССР в связи с неисполнением Москвой условий Хельсинкских соглашений. То же можно сказать и о ежегодном издании "Список политзаключенных в СССР", выходившем на русском и английском языках 30 октября, в официальный День политзаключенного в СССР, и о либеральном журнале "Страна и мир", где помимо размышлений и анализа развития процессов в СССР печатались переводы западных философов, писателей и историков, таких как Исайя Берлин, Фрэнсис Фукуяма, Карл Поппер, Артур Кестлер, Ричард Пайпс и многие другие. "Страна и мир" опубликовала даже отрывок из самой спорной главы романа Салмана Рушди "Сатанинские стихи". В предисловии Кронид защищал право автора опубликовать свое произведение, даже если оно содержит, как утверждали многие, оскорбления в адрес мусульман. Он критиковал законы, запрещающие разного рода враждебные высказывания, которые ограничивают право критиковать и высмеивать религиозные и политические идеологии, с чем он сам столкнулся в Советском Союзе. "Мы делаем это не ради провокации, а исходя из убеждения, что нельзя накладывать на свободу слова какие-либо ограничения кроме запрета на призыв к насилию", — писал Кронид.
Выступление Кронида на конференции произвело эффект разорвавшейся бомбы. Пока он говорил, участники с огромным вниманием следили за реакцией представителей СССР. Не собираются ли они покинуть зал? О чем говорят их жесты и выражение лица? Улыбнутся ли они, рассердятся, станут обсуждать, каким образом лучше реагировать? О чем они все же думают и насколько широко раздвинулись границы свободы слова при Горбачеве? Всего лишь два года назад в интервью газете французских коммунистов "Юманитэ" Горбачев утверждал, что в СССР нет политзаключенных, и отрицал, что советские суды отправляют граждан в лагеря за политические убеждения.
Как и пятнадцать лет назад, когда его обвинили в клевете на советское общество, в тот весенний день на севере острова Зеландия Кронид затронул тему, которая, несмотря на гласность и перестройку, в СССР все еще оставалась под запретом. Он говорил о роли правозащитных движений в реформировании государства. О людях, которые уже двадцать и двадцать пять лет назад указывали на проблемы, ставшие сегодня предметом внимания Кремля, советских экономистов и исследователей-социологов, и которые в 1960-х, 1970-х и даже 1980-х за свои критические исследования заплатили тюремным заключением, высылкой и разрушенной карьерой. Тогда их отвергали как маргиналов, далеких от жизни интеллектуалов или иностранных агентов, совершенно не понимая, как их идеи воспринимаются населением. Говоря об этих людях, обычно цитировали слова Ленина о русских офицерах — дворянах, которые в 1825 году на Сенатской площади в Санкт-Петербурге выступили против царя Николая I и потребовали конституции, не имея, однако, никакой поддержки среди широких слоев населения и закончив на эшафоте или изгнанием в Сибирь: "Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа". Многие западные журналисты и дипломаты, со своей стороны, считали, что тратить время и силы членов МХГ побуждали только преследования со стороны КГБ и долг гуманизма, а вовсе не их мысли и чувства.
По словам Кронида, диссиденты на самом деле разбудили Горбачева, и советский лидер, скорее всего, осознавал это. Он принял именно их идеи и лозунги и включил в повестку дня те проблемы, на которых диссиденты заостряли внимание. Именно они в свое время требовали гласности и публичного освещения наиболее важных негативных явлений в советском обществе, но отправлялись за решетку, в лагеря политзаключенных, вплоть до весны 1988 года. Как редактор ежегодного издания, посвященного политзаключенным, Кронид знал около четырехсот имен, но поскольку его данные были неполными,
