– Мое место на палубе с Николой, Эль-Кадуром и папашей Стаке. Пока турки не пошли на абордаж, в вашей доблестной шпаге нет необходимости. Быстрее, Элеонора, они собираются дать по нам бортовой залп. Доверимся Богу и нашей храбрости.
Увидев, что она колеблется, он мягко, но властно взял ее за руку и увел на батарею, где Перпиньяно с семью греками уже готовил кулеврины к бою.
– Берегите себя, Гастон, – сказала герцогиня, обвив руками его шею. – Помните, я люблю вас.
– Я не подставлюсь под турецкие пули, – с улыбкой отвечал виконт. – Мы с ними старые знакомые, и как они не достали меня в Никозии, так и здесь облетят стороной. Не бойтесь, Элеонора.
– Но у меня нехорошее предчувствие.
– Оно у всех бывает перед боем, даже у самых храбрых. Вы это знаете, наверное, лучше меня, Элеонора, ведь вы были при штурме Фамагусты.
Его прервал второй пушечный выстрел, последовавший за холостым, и громкое ругательство Николы.
– Мое место на палубе, – сказал виконт, отстраняясь от герцогини. – Я должен быть там.
– Ступайте, храбрый мой.
Гастон Л’Юссьер обнажил шпагу и быстро взбежал по лесенке, а Перпиньяно уже кричал грекам:
– Готовьтесь к бортовому огню!
Когда Гастон Л’Юссьер выскочил на палубу, галера была не более чем в восьмистах шагах и шла параллельно берегу, пытаясь перерезать дорогу галиоту.
Мачты у нее были гораздо выше, и фор-брамсели набирали достаточно ветра, чтобы двигать корабль, обходя маленькие мысы и подъемы, а бедному галиоту доставались лишь редкие дуновения.
Первый боевой выстрел мусульман был сделан без промаха. Ядро, пущенное с хорошим прицелом, снесло верхушку флагштока латинского паруса с фок-рея. Падая, она чуть не ранила одного из греков.
Отправив первое железное послание, галера развернулась поперек ветра и показала все десять люков левого борта, из которых торчали черные жерла кулеврин.
Мусульманское судно было солидное: очень высокий ют и шканцы, широкие латинские паруса под марсом и прямой парус сверху. Тоннажем оно превосходило галиот по крайней мере раз в шесть.
На обеих палубах толпилось множество солдат в кирасах и шлемах, с пиками и саблями. Они выжидали момент, чтобы пойти на абордаж.
– Как думаете, – сказал виконт, подойдя к папаше Стаке, стоявшему у штурвала, – успеем мы дойти до берега раньше, чем турецкие пушки отправят нас на дно?
– Об этом надо спросить Магомета, господин виконт, – ответил моряк. – Но вполне вероятно, что именно в данный момент этот паршивый пес окажется немым и глухим. Чтоб его дьявол утопил в чане с расплавленной серой!
Тут с галеры прогремел еще один выстрел, и на палубу с грохотом свалилась бизань-брам-стеньга, срезанная чуть выше салинга.
И в тот же миг с батареи донесся голос лейтенанта Перпиньяно:
– Огонь!
Четыре кулеврины, все поставленные на правый борт, выстрелили почти одновременно, продырявив паруса галеры и подняв на воздух часть носового фальшборта, да еще разорвав в клочки немалое число аркебузиров.
– Черт побери! Вот залп, который стоит бутылки кипрского, нет, целого бочонка! – крикнул папаша Стаке. – Попейте кровушки своих солдат, собаки!
Мусульмане не замедлили ответить залпом из всех орудий с левого борта. Один за другим с нарастающим грохотом прогремели десять выстрелов, и на бедный галиот посыпались каменные и железные ядра, а он, из-за отсутствия ветра, не мог даже сманеврировать.
Левый фальшборт снесло напрочь почти целиком, вместе с двумя греками, убитыми наповал каменными осколками. С кормовой рубки сорвало крышу, и рубку сильно попортило, а ядра застряли во флорах и в корпусе, насквозь прошив трюм.
– Это называется «ураганный огонь», – сказал папаша Стаке, чудом увернувшись от летящих ядер. – Еще один такой залп – и нас всех разнесет.
Виконт бросился к люку, ведущему на батарею, и крикнул вниз:
– Раненых нет?
– Нет, – отозвался Перпиньяно. – Огонь, ребята!
Последние слова потонули в грохоте четырех кулеврин.
Галера, которая снова подошла ближе, получила сильнейший залп в бок и завалилась на правый борт, а одно из ядер полетело на шканцы, где было полно солдат, оставляя за собой кровавый след. Мусульмане подняли ужасный крик, а в них тем временем принялись стрелять аркебузы.
Л’Юссьер, Эль-Кадур и все, кто был на верхней палубе, вооружились ружьями и залегли за баррикадой, наскоро сооруженной между фок-мачтой и грот-мачтой из ящиков, бочонков и бухт канатов. Это они открыли огонь по юту и шканцам галеры.
Папаша Стаке и Никола пытались подвести галиот к берегу, но очень быстро убедились, что это бесполезно, поскольку с каждым отвоеванным
