– Он, почитай, всю свою жизнь состоял при «тайбёрнском дереве» и немало развесил на его перекладине разных нечестивцев.
– Значит, тебе будет не зазорно пожать мне руку?
Маркитант с готовностью протянул бретонцу скрюченную кисть, больше похожую на клешню. Каменная Башка с силой тряхнул ее и прижал к груди со словами:
– Раз уж и я служу ее величеству виселице и твой почтенный предок состоял при этой «трехногой кобылке», можем мы быть откровенны друг с другом? А если тебе надобен другой резон, скажу, что денег у нас навалом. Об этом забывать никак не стоит.
– К чему это вы клоните?
– Не каждый день встречаешь потомка знаменитого лондонского палача. Почему бы тебе не отужинать с нами? Не побрезгуешь нашей компанией?
– О нет! Такие настали скверные времена, что торговля идет из рук вон плохо. Комендант задерживает плату, и у наших бравых солдат нет и пенни на табачок. Я уже стольким отпускал в кредит, что и разориться недолго.
– Уверен, они тебе за все заплатят сполна, когда из Англии придут корабли, груженные золотом.
Усевшись вместе с бретонцами за покосившийся стол, маркитант накинулся на угощение, да так живо заработал челюстями, что бретонец не удержался от восклицания:
– Поверить не могу! Чтобы маркитант, у которого полон погреб еды, ходил голодным как волк! Или ты все для солдат припасаешь?
По правде сказать, бретонцы от маркитанта не отставали. Не прошло и десяти минут, как от ужина ничего не осталось. Моряки щедро заливали ужин кислым чернильно-черным пивом. Однако никто не жаловался: ни бостонский палач, ни маркитант, ни тем более приятели-моряки. У всех сотрапезников были поистине луженые желудки.
– А теперь пришел ваш черед расплачиваться, почтенный потомок Тайбёрнского Джека, – заправляя трубку, произнес Каменная Башка, – за этот славный ужин. Поделись-ка с нами, будь добр, кое-какими сведениями.
– Что ж, я не против, – с трудом ворочая языком, отозвался маркитант, выпивший больше троих бретонцев.
– Где держат джентльмена, которого мы завтра повесим?
– Ближе, чем вы думаете.
– Вот даже как?
Маркитант указал на дверь, которую бретонец не заметил.
– Он там, – произнес торговец. – За этой дверью что-то вроде часовни. Здесь его и держат.
– Он там один?
– Кажется, с ним полковой капеллан.
– А караул?
Маркитант взглянул на бретонца с подозрением:
– Почему вы спрашиваете?
– Уж больно нам охота взглянуть на этого джентльмена, прежде чем мы его повесим. И за такое невинное удовольствие, господин Гони Монету, я готов подарить вам еще пару долларов.
– Да вы, как я погляжу, богатеи!
– Мы получаем достаточно, чтобы позволить себе маленькие капризы. А тебе это не по нраву?
– Что вы!
– Так ты не станешь возражать, если мы приоткроем дверь и полюбуемся на висельника?
– Глядите, коли пришла такая охота.
– Страсть как любопытно, за каким занятием он коротает последнюю ночь. Ты сам-то его видал?
– Я – нет.
– Ну так еще увидишь завтра с вывалившимся языком. Вот тебе два доллара, и ступай себе спать.
Зазвенев серебром в карманах, маркитант откланялся.
Каменная Башка запер за ним дверь, сел и сказал:
– Надо что-то решать.
– Что ты собираешься делать? – встревожился палач.
– Хочу увидеть моего капитана.
– А если там капеллан?
– И что же? Разве мы не палачи? Скажем, что нас послал комендант – снять мерку для савана. Предоставь мне объясняться.
– А что потом?
– Потом мы его похитим!
