на то, что ее шрам от необычно резких движений заболел еще сильнее.
– Прочитай мне еще раз место про Амстердам, Доминику и Антильские острова!
– Я его уже наизусть помню, – улыбнулась Анна. – Тебе не стоит приезжать в Амстердам. Сейчас там из-за войны с англичанами слишком опасно. Никлас пишет, что ты должна вернуться на Доминику вместе с Дунканом и там подождать его. Ему кажется, что вы сможете прекрасно жить на голландских Антильских островах.
– Да, он так и написал, – обессилев, произнесла Фелисити.
Ее колени вдруг стали подгибаться, и она опустилась на край кровати. Анна присела рядом с ней и обняла подругу за плечи.
– Разве ты не рада?
– Ну конечно рада! – Фелисити рассмеялась и расплакалась одновременно. – Я еще никогда не была так счастлива!
Сильное нервное напряжение, от которого девушка страдала последние месяцы, внезапно превратилось в дикую эйфорию. Скоро она сможет увидеть не только Никласа, но и Элизабет с детьми! И ей не придется разлучаться с Анной! Фелисити переполняла неуемная радость. Больше всего на свете ей сейчас хотелось громко кричать от ликования. Вместо этого Фелисити вскочила. Она слишком долго ждала.
– Что ты задумала? – поинтересовалась Анна.
– Как это что? – Фелисити уже опустилась на колени перед дорожным сундуком и стала рыться в платьях, пока все безнадежно не перепуталось. – Теперь мне нужно снова все упаковать.
24
Закатное солнце окрасило окрестности усадьбы в красновато-серый оттенок. У подножия холма блестело море, сначала оранжевым, потом медным и наконец фиолетовым цветом. Уильям Норингэм сидел в кресле-качалке, запрокинув голову, и смотрел, как огненный шар опускается за горизонт, а поверхность моря постепенно становится чернильно-черной. Даже после этого он остался на месте, наблюдая за вечерними сумерками и ожидая, когда Селия принесет ему ужин. Он вкалывал с самого рассвета и вернулся бы обратно на сахарную мельницу, но голод заставил его прервать работу.
Насекомые вились вокруг фонарей на углах веранды, а в густой тени возле дома завели песню первые сверчки. Из негритянских хижин донеслись меланхолический звук барабана и низкое глухое пение нескольких женщин. Большинство рабов Саммер-хилл уходили в собственные хижины, закончив дневной сбор урожая и сгрузив у мельницы громадные вязанки свежесрезанного тростника. Уильям приказал запустить пресс в две смены, иначе такое количество тростника было не осилить.
С тех пор как он принял управление Рейнбоу-фоллз от Элизабет, весь урожай с соседней плантации приходилось перерабатывать вместе со своим. А это удавалось лишь тогда, когда мельница в Саммер-хилл работала постоянно. Ночью Уильям приказал работать при свете факелов; рабы и долговые батраки приходили сюда добровольно в свободное время и получали за это дополнительную плату. Уильям больше не разделял негров и ирландцев – все они после семи лет становились свободными. Или даже раньше, если готовы были работать по две смены, из-за чего доходы поместья постоянно росли.
Но сбыт временно снизился: из-за войны между Англией и Голландией на остров больше не приплывали голландские вест-индские торговцы. Раньше они постоянно забирали с собой сахар. Сейчас торговые компании Англии заполняли эту нишу, но довольно медленно. Из-за конвойного сопровождения перевозки значительно сократились. Вследствие этого росли не только транспортные расходы. Тяжеловооруженные корабли сопровождения обеспечивали охрану, чтобы вожделенное «белое золото» приходило в английские порты в нужных количествах. Спрос и дальше продолжал расти, никто из плантаторов Барбадоса не тревожился за свое будущее. На острове речь шла лишь о том, кто сможет обработать бoльшие площади и привлечь для этого большее количество работников.
Производство сахара увеличилось также и на других островах Вест-Индии.
На побережье Виргинии множились табачные плантации. Некоторые торговцы начинали с обмена: привозили оружие, стекло и ткани на африканское побережье, где обменивали эти товары у охотников за головами на черных рабов, которых в свою очередь как можно быстрее доставляли в колонии. Там корабли загружали сахаром, табаком или хлопком. Все эти продукты доставлялись в Англию, где их всегда не хватало. Работорговля лишь зарождалась, но можно было предвидеть, что будет дальше. Именно этого уже много лет боялся Уильям. Торговля людьми превращалась в огромный кровавый бизнес, который был непосредственно связан с развитием плантаций в колониях. Без рабов не было бы плантаций, без плантаций – сахара, хлопка и табака. Уильям часто думал над этим порочным кругом и чувствовал, что попал в тиски прагматизма и своих идеалистических мечтаний. Все его старания совместить то и другое должны были увенчаться неминуемым разочарованием. Кроме гнилого компромисса, из этого ничего не выходило.
Когда-то Уильям заговорил на эту тему с Селией. Он хотел услышать ее мнение по этому поводу. Мулатка заявила, что это его проклятая обязанность и долг держать рабов, и к тому же набирать их как можно больше. Иначе они попадут к другим хозяевам, которые замучают их до смерти. Только в Саммер- хилл у рабов оставалась надежда обрести свободу и, возможно, даже вернуться на родину. Им приходилось тяжело трудиться, но они получали пищу, их никогда не били и не мучили.
– А кто, если не вы, позаботится о рабах хотя бы таким образом? – спросила его Селия.
На это Уильяму нечего было ответить, он лишь посмотрел на ее узкое коричневое лицо, в блестящие глаза, на красиво очерченные губы. Как бы он хотел, чтобы они чаще улыбались!
