американские радиолюбители; друг Тура из США Фрэнк Таплин, совершивший не одну поездку через океан, дабы помочь Туру организационно, и ставший связующим звеном между Туром и У Таном; учитель из итальянского города Империя милейший Анжело Корио, который ведал снабжением и оснащением «Ра-1»; виноделы из Новочеркасска братья Потапенко – это их «Аку-Аку» мы пьем на своих праздниках; нет, всех и не перечислишь.
Перед самым отплытием «Ра-2» в Сафи пришло письмо. Нас приглашали в конце путешествия обязательно завернуть на озеро Титикака. Не беда, что озеро это никак с океаном не сообщается и расположено на высоте четырех километров, – географические подробности авторов письма не волновали, «Ра» ждали в гости, и точка, – и мы не потешались, читая эти строки, мы улыбались нежно и растроганно – это писали нам индейцы, строители нашего корабля.
Их было пятеро мужичков, толковых и хитроватых, они жили на островке посреди Титикаки и долго не соглашались выехать в большой мир. Сантьяго, наш вербовщик, использовал все резоны, никакие деньги не смогли индейцев соблазнить, тогда Сантьяго посулил им возможность построить самую большую лодку, какую еще никто на свете не строил, – и в мастерах взыграл азарт: самая большая лодка, интересно, стоит попробовать, – но даже на аэродроме они продолжали раздумывать, ехать или не ехать, им было жутковато и неуютно, впервые в жизни они видели и автомобиль, и самолет, но достоинства не теряли, притворялись, что их и этим не удивишь, – и когда один из них отваживался взять в руки нож и вилку, невозмутимо отваживались и остальные, а пилюли от кашля все пятеро – безразлично, кто кашлял, кто не кашлял – глотали сообща.
Корабль они построили – загляденье. С трудом верилось, что у них вообще что-нибудь может выйти, материал незнакомый, не камыш тотора, который растет на их Титикаке, а папирус, – и размеры, размеры! Но индейцы потихоньку, не торопясь, сделали сначала пару моделей, пустили их поплавать, потом так же не спеша принялись вить из пучков папируса двенадцатиметровые веретена и обвязывать их одной-единствепной веревкой, потом дошла очередь до хижины, до лебединых завитков носа и кормы…
И вот уже «Ра-2» радовал глаз, и заранее было ясно, что мы можем ему доверить свои жизни, – в спешке и в суматохе мы даже не очень заметили, как скромно и тихо уехали домой удовлетворенные мастера.
Сегодня девятое июня 1970 года, двадцать четвертый день нашего плавания, и позади 1229 морских миль, или, соответственно, 2276 километров.
Давненько я не брался за перо, сам даже не знаю, почему, настроение не то, или лень, а нынче устыдился, разозлился, засучил рукава и устроился в уголке под мачтой, между хижиной и брезентовой стенкой.
Уже темно, ребята укладываются спать. Жорж свистит и поет, стоя на вахте, в хижине слышно англо-итальянское бормотание. Только что мимо проходил Норман, совершить ежевечерний туалет, и Жорж, верный привычке задираться, крикнул ему с мостика:
– У тебя случайно нет в руках батареи для подсветки компаса?
На что Норман обстоятельно и незлобиво ответил:
– У меня случайно в руках только зубная щетка.
Лодку качает, «летучая мышь», привязанная двумя веревками, ерзает по столу, то есть по ящику с посудой в горелками. Упираюсь локтями и пятой точкой.
Ну, с чего бы начать?
Со вчерашнего утра, с момента, когда Сантьяго в очередной раз произнес: «У меня есть хорошая идея».
Идеями своими он нас бомбардирует непрестанно, их вечная особенность – в том, что они неосуществимы без помощников, и мой дневник пестрит записями: «Опять зовет неугомонный Сантьяго, чтоб ему!..»
Пора заняться нашей плавучестью – засунуть под хижину пустые амфоры и укрепить в ложбине между сигарами корпуса. Но там стоят другие амфоры, полные, следовательно, сперва нужно их извлечь.
Пол в хижине – крупные клетки из толстых бамбучин, покрытых папирусными циновками, на них стоят шестнадцать ящиков, на которых мы спим. Приступили к делу. Убрали матрацы и постели Жоржа и Мадани, опорожнили их ящики и с огромным трудом, ломая ногти, извлекли их – представьте себе, что вам необходимо выковырять паркетину, тесно пригнанную к соседним паркетинам да еще облитую липким битумом, и вы поймете, как нам досталось. Но все-таки мы их выдернули, сперва один ящик, потом – это было уже проще – другой, и открылось трюмное пространство, откуда пахнуло гнилью и плесенью.
Я посветил фонариком и вздохнул – там полно осклизлой грязи, всякой дряни, которую занесло водой со стороны кухни. Возиться здесь – все равно что чистить сортир на даче. Но куда денешься?
Сантьяго вытащил из вонючей темноты пять амфор с водой, Мадани кое-как уложил их на палубе. Я стал выгребать грязь, тряпье, полуистлевшие куски папируса. Тем временем Тур, проходя на корму, запнулся об амфору и рассердился: что у нас, водопровод на борту, какого лешего разбрасываем драгоценные сосуды? Пришлось вылезать и крепить амфоры капитально, затем вернулись в трюм, укладывать туда пустые амфоры, и тут я заметил, что Сантьяго устал.
От однообразной работы он уставал быстро, но стеснялся это показать, а принимал вид этакого профессора-руководителя:
– У меня хорошая идея, ты кувшины привязывай, а я буду их подавать и светить.
