– Осторожно! Мы все-таки движемся!
Да, мы двигались, хотя и ветра почти не было, и парус висел как неживой. И, представив себе, как я только что плескался на тоненьком шкертике, я ощутил на секунду некий неуют…
«Последующие события развертывались куда стремительнее, чем о них можно рассказать.
Пытаясь схватить мешок (спальный мешок Торстейна, упавший за борт. – Ю. С), Герман плохо рассчитал свои движения и оказался за бортом. Сквозь гул волн до нас донесся слабый призыв о помощи, затем слева от плота промелькнула голова и рука Германа; позади него в воде извивалось что-то зеленое и непонятное. Он делал отчаянные усилия, чтобы пробиться к плоту сквозь мощные валы, которые отнесли его в сторону. Торстейн нес в это время вахту у руля, сам я стоял на носу – мы первые обнаружили падение Германа и даже похолодели от ужаса. Крича что есть силы “человек за бортом!”, мы бросились к спасательным снарядам. Остальные даже не слышали крика Германа, такой гул стоял на море; но тут все заметались по палубе.
Герман был превосходным пловцом, и хотя было совершенно очевидно, что он подвергался смертельной опасности, мы всей душой надеялись, что ему удастся догнать плот.
Торстейн был ближе всех к Герману; он кинулся к бамбуковому вороту с тросом, которым крепилась спасательная лодка. Это был первый и единственный раз за все плавание, когда трос заело! Теперь все решали секунды. Германа отнесло уже к корме, и его единственной надеждой оставалось успеть дотянуться до весла и зацепиться за него. Он сделал рывок, стараясь ухватиться за лопасть… тщетно – она выскользнула у него из рук. И вот мы увидели, как наш товарищ очутился как раз в той зоне, которая – как мы не раз имели случай убедиться в этом – была вне нашей досягаемости. Мы с Бенгтом спустили на воду надувную лодку; в это же время Кнют и Эрик пытались добросить до Германа спасательный круг. Он всегда висел наготове с длинным тросом у наружного угла хижины, однако сегодня напор ветра был таким сильным, что круг неизменно отбрасывало обратно на плот. Как ни напрягал свои силы Герман, он все более отставал от плота, и расстояние это увеличивалось с каждым порывом ветра. Было ясно, что ему уже не удастся сократить просвет. Оставалась еще слабая надежда на надувную лодку. Без тормозящего ее движение троса мы, возможно, и смогли бы пробиться к Герману, но как потом нагнать “Кон-Тики”? Как бы то ни было, решили мы, втроем на лодке можно еще на что-то надеяться, а один в море он был заведомо обречен.
Тур Хейердал во время экспедиции «Кон-Тики». 1947 г.
Внезапно мы увидели, что Кнют бросился в волны, держа в одной руке спасательный круг, и поплыл изо всех сил навстречу Герману. Вот на гребне, заслонившем от нас Германа, мелькнула его голова, а вот Герман поднялся на высокой волне, между тем как Кнют скрылся в ложбине. И вдруг мы увидели их рядом друг с другом – они пробились сквозь валы и держались теперь вдвоем за круг. Кнют сигналил рукой; тем временем мы уже вытащили обратно надувную лодку и поспешно принялись вчетвером выбирать трос, привязанный к спасательному кругу, не спуская глаз с загадочного темно-зеленого существа, которое то и дело показывалось над водой и немало пугало Кнюта, пока он плыл к Герману. Из всех нас один Герман знал, что это была не акула, не какое-либо другое чудовище, а просто непромокаемый спальный мешок Торстейна, наполнившийся с одного конца воздухом. Правда, он недолго проплавал после того, как мы вытянули на борт наших друзей; и мы невольно подумали, что тот, кто утянул мешок под воду, прозевал куда более ценную добычу…
– Слава богу, что меня не было внутри, – произнес Торстейн, занимая свое место у руля. Вообще же мы не были расположены острить в тот вечер. Долго еще по нашим спинам пробегал холодок, тут же сменявшийся чувством острой радости от сознания того, что нас по-прежнему на борту шестеро».
Извините за длинную цитату, это, как вы поняли сами, из «Кон-Тики». У нас на «Ра» таких происшествий, к счастью, не было, даже в прошлом году, когда мы были далеко не так осмотрительны, как теперь.
А может, наоборот, именно тогда мы, по первости, были более осмотрительны? Абдулла с Сантьяго надстраивали фальшборт, Абдулла поскользнулся и свалился, но при нем был страховочный конец, он окунулся и вылез, отделался легким испугом, мы настолько не беспокоились за него, что Карло даже снимал все это на кинопленку. А сегодня – где, к примеру, мой страховочный конец, куда я его засунул?
Вспоминается еще одна история в том же роде. Я сидел в хижине, а на палубе орала обезьяна, я никак не мог понять, почему она орет, потом вдруг Карло стал меня звать, и я выскочил, смотрю – борт частью разъехался, папирусные связки болтаются в воде, а к ним как раз обезьяна и привязана. Свободно ее могло бы утащить, но Абдулла бросился, притянул связки обратно, все его очень хвалили, он радовался и сиял.
Абдулла – и опять Абдулла, ради Сафи, – вот и все, больше незапланированных отлучек с борта «Ра» в прошлом году не было. Хорошо если бы и теперь Жорж остался исключением.
Тур, видимо, крепко озаботился. Назавтра во время обеда он вновь завел разговор о прыжке Жоржа и снова выразил надежду, что такое более никогда не повторится. Кроме того, он заметил, что практика спасения упавших за борт у нас не на высоте, никто не знает, как в эти минуты должно действовать.
Тут слова попросил Норман, бывалый морской волк.
Он начал с того, что напомнил, как он сам на больших кораблях был свидетелем падения людей за борт, и принялся было не спеша рассказывать по
