порядку, но мы в один голос закричали, что все это слышали неоднократно в прошлом году и знаем, что на памяти Нормана четыре происшествия, и лишь одно из них закончилось счастливо.
– Хорошо, – невозмутимо согласился Норман. – Тогда я расскажу о том, каков должен быть порядок. Первое… – он сделал паузу. – Первое – никакой паники.
Жорж довольно хмыкнул.
– Второе… – Норман вновь сделал паузу.
– …выбросить за борт спасательный круг, – подсказал Жорж.
– Нет, – сказал Норман назидательно. – Второе – вахтенный должен оповестить всех, что человек упал за борт!
– Сомневаюсь, что кто-либо станет держать это в тайне, – пробурчал Тур себе под нос, и мы разразились хохотом.
Мы вели себя, каюсь, словно мальчишки на скучном уроке, однако Норман, к его чести, не обращал на нашу неуместную веселость внимания, он был серьезен и пункт за пунктом излагал программу, принятую для таких ситуаций на парусных судах:
1. Вахтенный кричит: «Человек за бортом!»
2. Вахтенный ставит лодку против ветра.
3. Вахтенный следит за упавшим, не отрываясь (Норман очень выразительно показал, как надо следить, вытаращил глаза и закрутил головой во все стороны).
4. Остальные должны спасать – бросить круг, спустить надувную лодку и так далее.
Лично для меня последствия этого семинара оказались довольно беспокойными. Часа два я возился со спасательным кругом, удлинял веревку – все по милости Жоржа!
Что касается мачты, героически спасенной им, то замысел волнореза в процессе – и в результате – описанных событий как-то незаметно увял, и опять идут нескончаемые споры, куда ее девать, распроклятую. Тур твердит, что выбрасывать плавучий материал – сущий идиотизм (между тем, я убежден, что он был бы втайне рад, если бы мачта уплыла и тем избавила его от хлопот). Предлагаются самые невероятные проекты – но она и по сей день лежит на палубе ненужным балластом.
Жорж споткнулся об нее и выругался:
– Столько огорчений из-за тебя, дуры!
Норман, Тур, Мадани заняты парусом… Не гротом, а запасным, маленьким, – Норман дважды пробовал приспособить его на носу, как бы кливером, но ничего не вышло, ветер загораживало гротом, – тогда решили поднять его на грот-мачту…
Там, где два, вполне может быть и третий, как в прошлом году. Норман загорелся: «Поставим, где наш косой?» Косой парус, привязанный к борту и мостику, несколько дней уже служил защитой от волн. «Идея! – сказал Сантьяго. – Заменим его куском брезента!» – так мы и сделали, и к вечеру над нами было три паруса, вооружение «Ра» стало максимальным.
За кормой появилась акула, думаю, все та же, она сопровождает нас уже давно, из породы серых, довольно большая – метра три-четыре.
Следующий день был хороший, прошли 57 миль, светило солнышко, но вдруг стало пасмурно и Тур, стоявший на вахте, сказал, что, кажется, будет шторм. Мы принялись убирать с палубы лишнее, увязывать багажник на крыше, а Тур и Норман пытались продеть веревки в средние серьги большого паруса, эти серьги метрах в четырех над палубой, весьма сложно до них дотянуться, но Тур соорудил нечто вроде крюка, взобрался на мачту и, откинувшись, держась одной рукой, зацепил-таки парус за ушко, и тут уже нам всем нашлась работа: объединенными усилиями подтащили парус к мачте и Норман, вися по-цирковому, вдел канат сперва в одну серьгу, затем в другую.
Эта дополнительная страховка предпринята на случай, если придется убирать парус, – Тур опасается, что намокший парус рухнет всей тяжестью на наш соломенный нос и поломает его.
Готовились капитально, а шторм разменялся на мелочь: небольшой дождик, часа через два – опять дождик, и все. Нельзя сказать, что это нас огорчило и разочаровало.
Утром того же дня состоялся мой первый радиоразговор с Ленинградом, если считать это разговором, конечно, – я слышал превосходно, а меня – отвратительно, ни слова не разбирали. Было тем обиднее, что только что, передо мной, Норман долго совещался с Крисом Бокели, потом диктовал длиннющий репортаж Тура, и связь держалась прилично, а мне не повезло.
Вообще в этом году радиоконтакты гораздо реже и хуже. Одна надежда на Ивон – она обещала посылать всем нашим родственникам письма с подробной, насколько это в ее возможностях, информацией о плавании «Ра».
Стало еще теплее; о куртке, джинсах и тапочках вспоминаю лишь ночью, когда собираюсь на вахту, так как на мостике ветрено. Седьмого июня народилась новая луна, она тонкая и изящная, окруженная звездами, и появляется рано, часов в девятнадцать, когда еще светло.
Кстати, мы давно не переводили часы, живем не по местному, а кто его знает по какому времени, темнота у нас наступает около 21.30, а рассвет – в 6.30—7.00. Решено пока что стрелок не трогать, не сбивать своих привычек.
С луной веселее, океан не кажется таким суровым и чуждым. Странно, что я мог раньше луну не любить, она навевала тоску, особенно в детстве, зимой,
