Присоединение в 1939 г. Западной Украины чрезвычайно обострило проблему радикального украинского национализма. Формально говоря, через семь веков после распада была восстановлена территориальная целостность «Русской федерации». Но на самом деле именно тогда Галичина для русского единства оказалась окончательно потерянной. Жертвы, понесенные в 1940-х гг. в борьбе с ее советизацией, Украинской повстанческой армией (УПА), поддерживаемой подавляющим населением края (по данным МВД СССР, только к июлю 1946 г. карательными органами было уничтожено более 110 тыс. «бандитов», в 1944–1946 гг. 203 тыс. человек было депортировано за пределы УССР) «дала украинскому национальному проекту целый пантеон мучеников и страдальцев-героев, о которых слагали легенды и песни» (Д. С. Павлов).
Сталин в 1930-х гг. резко затормозил «коренизацию», которая стала уже представлять потенциальную почву для сепаратизма, но не остановил ее совсем, и она пусть не такими быстрыми темпами, но продолжала осуществляться, что привело в 1970-е к окончательному закреплению власти местных элит в союзных республиках. Показательно, что, когда в декабре 1986 г. Центр попытался сменить на посту первого секретаря ЦК Компартии Казахстана казаха Д. Кунаева на русского Г. В. Колбина, в ответ в Алма-Ате произошли организованные выступления казахов с использованием насилия, и Москва была вынуждена отступить – уже в июне 1989 г. на место Колбина пришел нынешний казахский президент Н. Назарбаев.
Интересно свидетельство о недавнем прошлом современного философа и публициста О. В. Кильдюшова (1972 г. р.): «Я родился и вырос в Северном Казахстане, на целинных землях с преимущественно русским населением (например, в Кустанайской области казахи составляли лишь 12 % населения), и там в 70—80-е годы реализация принципа коренизации, то есть казахизации, in concreto выглядела следующим образом: все статусные, представительские и иные социально престижные позиции занимались кадрами из числа „коренного населения“, причем явно непропорционально их доле в общей структуре населения региона. Особенно это было заметно в органах власти, а в правоохранительных органах существовал такой дисбаланс, что даже родился такой анекдот: в школе проходит День дружбы народов. Учительница требует, чтобы школьники пришли в традиционной одежде своего этноса. На что маленький казах замечает: „А где я возьму такую маленькую милицейскую форму?“»
«…Федерализм советского типа имел своей целью максимально обезопасить государство от лишенных прав русских, поставив их под двойной контроль – Коммунистической партии и этнических меньшинств» (П. В. Святенков). Формирование в национальных республиках этнократических режимов низвело живущих там русских на положение граждан второго сорта. «Брошенные в политически слаборазвитую киргизскую массу лозунги борьбы с колонизаторством подхватываются туземными кулаками, баями и монапами в целях разжигания национальных страстей и развития в массах национальной ненависти против русских. Политработа в области слабая, вследствие чего агитация баев и монапов пользуется успехом», – сообщалось в сводках ГПУ 1922 г. по Пишпекскому уезду.
В начале 1920-х в Казахстане русских просто сгоняли с занимаемых ими земель и вынуждали покидать край, русское население которого только с 1920 по 1922 г. сократилось на 20 %, а русские пахотные угодья уменьшились более чем в два раза. Курировался этот процесс, провозглашенный казахскими властями «малым Октябрем», особыми карательными отрядами. Согласно одному из отчетов ОГПУ, за один только день «на мороз было выброшено целое поселение [Юрьев], насчитывающее от 500 до 600 дворов». Оставшиеся в Казахстане русские сетовали: «Тут у нас некуда пойти с жалобой: придешь в милицию – там киргиз, придешь в ГПУ – опять киргиз, придешь в местный совет – снова киргиз». В 1926 г. один из высших чинов ОГПУ Я. Х. Петерс назвал русских в Казахстане «вечно преследуемыми». Та же судьба постигла терских казаков на Северном Кавказе – было депортировано примерно 15 тыс. человек, их земли передали горцам.
В Татарской АССР руководитель местного отделения Госбанка мог отклонить заявление русского о приеме на работу со словами: «В первую очередь нам нужны татары, и мы можем обойтись и без русских». В письмах русских из Узбекистана в 1928 г. звучали жалобы типа: «…работа достается в основном… узбекам, а на нашего брата, европейца, хотя бы он и умирал с голода, не обращают никакого внимания». «…Ощущение, будто Узбекистан принадлежит им, заставляло узбеков говорить о русских, как о „гостях“, а во время стычек на этнической почве заявлять: „Убирайтесь вон из Узбекистана“ и „Возвращайтесь к себе на родину“» (Т. Мартин).
«Русских отовсюду гонят, русских здесь не терпят… Они [грузины] откровенно говорят: пусть русские побольше построят нам фабрик и заводов, все они останутся нам, когда мы выгоним отсюда русских», – писал в 1927 г. живший в Тифлисе К. Л. Гильчевский. Инженер А. В. Деркач вспоминает про свою поездку в Грузию в начале 1950-х: «Полнейшее большинство грузин презирало нас, русских – ведь это их Сталин безраздельно правил нашей страной… В Грузии мне пришлось побывать еще не единожды, и каждый раз я чувствовал свое полное бесправие – немногим лучше, чем в немецкую оккупацию».
После смерти Сталина «наверх» посыпались письма от русских, живших и работавших в Грузии. Например, «4 августа 1954 г. главный редактор „Комсомольской правды“ переслал в ЦК КПСС полученное газетой письмо мастера Горийского хлопчатобумажного комбината Д. К. Кравченко. Факты, о которых писала Кравченко, были столь возмутительны, что рассмотрение письма уже через несколько дней, 9 августа, вошло в повестку дня секретариата ЦК КПСС. Кравченко, которую направили на работу в Грузию по распределению после окончания текстильного техникума в России, писала о многочисленных злоупотреблениях, преступлениях и „круговой поруке“ грузинских руководителей. Приезжих работников избивали. Им угрожали, предлагали уехать. Кравченко сообщала об изнасилованиях русских работниц, которые оставались безнаказанными. Саму Кравченко дважды избивали, причем один раз прямо на комбинате. Однако следствие и суд по делу об избиении затягивались. Секретариат ЦК КПСС поручил проверить заявление Кравченко ЦК компартии Грузии. Однако под предлогом болезни директора комбината проверка и обсуждение вопроса затягивались. Но 23 ноября 1954 г. бюро ЦК компартии Грузии все же приняло решение, в котором факты, изложенные в письме Кравченко, были признаны правильными. Директора и секретаря партийной организации
