– Теперь будем нырять вместе, – улыбнулась Алиса, устроившись на поручнях.
Прожектор на рубке не задевал ее своим голубоватым лучом, но отблески света вспыхивали на кончиках волос, окружая голову девушки подобием ореола. От нее пахло карамельными духами и душистым мылом. Быков не был уверен, что сумеет удержаться от попытки немедленно обнять ее и поцеловать.
– Да, – хрипло произнес он, присаживаясь рядом, чтобы не смотреть на Алису и чтобы она тоже не смотрела на него.
Быкову казалось – и, прямо скажем, небезосновательно! – что все его чувства очень ясно и отчетливо написаны на лице.
– Ты рад этому? – спросила Алиса, явно не собираясь облегчать Быкову жизнь.
На этот раз он отделался даже не коротким «да», а кивком, сопровождаемым утвердительным мычанием.
– А Элен не рада, – заметила девушка.
Быков хмыкнул, пожимая плечами. Алиса повернулась, рассматривая его профиль.
– Чего это ты сегодня такой неразговорчивый?
Он понял, что отделываться неопределенными жестами и нечленораздельными звуками больше не получится, и признался:
– Не знаю, о чем говорить, Алиса. Не знаю, что сказать.
– Почему? – тихо спросила она.
– Много разных причин, – задумчиво произнес Быков. – Может, просто я чувствую себя рядом с тобой старым и скучным. Или боюсь спугнуть тебя неосторожным словом. Не знаю.
– А с Элен ты себя скованно не чувствовал? – чуть повысила голос Алиса.
Быков по-прежнему не смотрел на нее, но ощущал пристальный взгляд на своей вспыхнувшей щеке.
– Давай закроем эту тему раз и навсегда, – предложил он, морщась, как от зубной боли. – Я взрослый мужчина. Элен – взрослая женщина. А перед тобой у меня не было никаких обязательств.
– Не было? А теперь?
– А теперь, считай, они появились. Если хочешь.
– Хочу, – решительно произнесла Алиса. – И, между прочим, я тоже вполне взрослая.
В подтверждение своих слов она неожиданно повернулась к Быкову, прижалась к нему и требовательно прикусила его нижнюю губу.
– Перестань, – попросил он.
По вполне понятным причинам получилось это невнятно.
– Почему? – спросила Алиса, оставив его губу в покое.
– Потому что я за себя не ручаюсь, – просипел Быков, голос которого окончательно сел, как при сильнейшей простуде. – Потому что ты мне очень нравишься. Потому что я тебя хочу.
Последнюю фразу он произнес по-английски:
– Тогда возьми меня, – предложила она тоже по-английски.
Ее тело прижалось к нему сильнее.
– Ну не здесь же, – смешался Быков.
– Тогда под водой? – Алиса озорно подмигнула. – Завтра? – Видя его смущение, она расхохоталась. – Это была шутка, Дима. Нам придется потерпеть. Но, говорят, ожидание усиливает любовь, так что я даже рада.
– Я тоже, – с облегчением произнес он.
Они еще немного постояли, наслаждаясь обществом друг друга, поболтали о том о сем и разошлись по каютам. Стаут и Ватерман уже спали, койка Леоне пустовала. Укладываясь, Быков подумал, что итальянец, наверное, уединился с Элен в одной из подвесных шлюпок или, возможно, в вышедшей из строя смотровой камере, оставленной на корме. Ревности не было. Чувства, которые Быков испытывал к бывшей любовнице, были умеренно теплыми. Но он понимал, что она его не простила и вряд ли когда-нибудь простит. Отвергнутая женщина злопамятна. Наверняка при случае Элен не преминет поквитаться с Быковым, но дальше язвительных шуток дело не пойдет, тем более после того, как он фактически спас их обоих во время нападения косатки.
С этими мыслями он уснул и видел совершенно мирные, спокойные сны, подброшенные подсознанием, чтобы помочь снять напряжение.
Утро встретило участников экспедиции порывистым ветром и небольшими беспорядочными волнами. Болтанка вызывала неприятные ощущения, и Быков еле дождался, когда настанет их черед.
– Иди сюда, Алиса, – позвал он. – Давай повторим нашу систему сигналов.
Девушка послушно отрепетировала набор жестов, которыми обменивались аквалангисты под водой, а потом заявила:
– Но самый главный знак ты забыл, Дима.
