– Может быть, надо позвать доктора? – спросила я, с опаской поглядывая в ту сторону, откуда доносились звуки.
– Доктор не поможет, – ответила Мила, – у него это часто. Потом само пройдёт.
– Ты поэтому не ходишь на уроки?
– Ну да, должен же за ним кто-то присматривать, – шмыгнула носом Мила. – Он лекарства когда забывает пить, буйствует так, что все на ушах стоят.
– У вас что, нет прислуги?
– Нет. Платить им нечем. Я тут сама прибираюсь, иногда и папа… Когда в здравом уме…
В гостиной стало светлее, но не намного. Тусклый свет осеннего дня с трудом пробивался сквозь немытые стёкла.
– Вот смотри! – торжествующе произнесла Мила, подводя меня к стене, на которой в простых тёмных рамках висело несколько фотографий.
Здесь были две фотографии молодых мужчины и женщины, видимо родителей Милы в молодости, фотография, о которой Мила мне говорила, на ней она была запечатлена с отцом, вид какого-то водопада и чуть в стороне фото мужчины с лихо закрученными усами в старинном мундире.
– Вот смотри, – повторила Мила, указывая на эту фотографию.
– И что? – недоумевающе произнесла я.
– Это мой двоюродный дядя. А если он есть и в вашем альбоме, значит, мы с тобой родственники. Пятиюродные сёстры!
– Вот ещё! – фыркнула я, – нет его в нашем альбоме! И пятиюродных сестёр не бывает!
Похоже, яблоко от яблони не далеко падает. Боюсь, эта мысль засела в голове Милы надолго. И как ей такое в голову взбрело? Конечно, у меня в роду были славяне, но я не припомню, чтобы кто-то из них жил в Далмации и, уж тем более, пересекался с семейством Гранчар.
Я тотчас пожалела, что вообще явилась в дом Гранчаров. У Милы, как по заказу, сегодня был странный припадок – она постоянно разговаривала с гиканьем, при этом по-дурацки улыбаясь. Я видела при этом, что её лицо постоянно передёргивается. Вновь во дворе залаяла Сильва, их собака, очевидно встревоженная шумом в гостиной. Я могла бы соврать, сказав, что Мила просто простужена. Но врать я тогда не умела, да и считала это зазорным. Во всяком случае, не умела это делать, пока не повелась с Сарой Манджукич, но это случилось значительно позже, когда моё одиночество и отчаяние достигли апогея. Сейчас же я наблюдала за тем, как носится по гостиной Мила, поверившая в своё столь внезапное открытие. Заткнулась она только когда дверь спальни скрипнула и оттуда расшатанной походкой вышел её отец. Выглядел Филипп неважно – бледный, опухший, заросший неопрятной трёхдневной щетиной. Руки его дрожали, а сам он непрерывно издавал звуки – нечто среднее между рычанием и воем.
– Оклемался, – без удовольствия пробурчала Мила и метнулась к дивану.
Филипп же, как ни в чём не бывало, размял затёкшие кисти и спросил томным замогильным голосом:
– Imamo li goste? (У нас гости?)
– Ona ne razumije hrvatski (Она не понимает по-хорватски)! – быстро вставила Мила и Филипп, разочарованно вздохнув, сел за стол и сказал уже на ломаном немецком:
– От этих лекарств я сплю на ходу.
– Пусть уж лучше спит, чем буянит, – шепнула мне Мила и с опаской посмотрела на отца
– Вы, значит, сестрички теперь? – спросил Гранчар и вскоре неожиданно расхохотался. – Похожи, похожи.
Он даже приложился лбом о стол. Смех у него шёл вперемежку со странными завываниями и больше напоминал очередной припадок. Мне стало неуютно. Да, никакая прислуга не выдержала бы жизнь с двумя людьми, которые с головой не дружат. Эти жесты, телодвижения и даже интонации Мила копировала у отца. «Ну да, на кого ещё ей быть похожей?» – с тоской думала я. Кстати, а что же мать? Почему Мила так рьяно присосалась к нашей семье и почему так активно мусолила тему измен?
– А ведь у Милы могла быть настоящая сестра… Или брат. Да вот же, довели, собаки мёрзлые, Марту мою до гроба!..
– Валим! – шепнула Мила, наблюдая, как быстро вспыхнул Филипп.
Я и без её указаний поняла, что Гранчара опять накрывает припадок, и лучше его посторониться, пока он не устроил тут погром.
Глава 13. Конец учебного года
Не торопясь, я шла по улицам родного города к своему дому и с нетерпением думала, что сразу же попрошу посмотреть альбом, чтобы убедиться, в абсолютной несхожести двух фотографий. Но, когда я вошла в дом, мне было не до альбома.
Отец, который в это время дня должен был быть на службе, выбежал мне навстречу с дикими глазами, в сбившимся галстуке.
– А, это ты… – на бегу пробормотал он, – не ходи к маме, иди к себе заниматься.
Какие-то женщины переговаривались тихими голосами в спальне матери, затем я услышала протяжный утробный стон, который меня безмерно
