но даже о наших семьях».
Авторы книги «Советская кавалерия» повторяют байку об окружении двух дивизий корпуса Кириченко в августе 42-го: «Противник рвался к Туапсе. К исходу 13 августа танковая дивизия СС „Викинг“, отрезав две кубанские дивизии от главных сил корпуса, прорвалась к станицам Ханская и Хадыженская. Командование 17-го кавкорпуса сумело организовать непреодолимую оборону по северным склонам Кавказского хребта на туапсинском направлении и нанести врагу большие потери в живой силе и боевой технике». Как мы помним, по свидетельству Бардадина, никаких крупных столкновений с противником корпус не имел, а выдумка про окружение понадобилась для того, чтобы оправдать бездарную потерю артиллерии.
Но самое удивительное, что бравый командир 4-го гвардейского казачьего корпуса за все свои художества как на поле боя, так и в тылу не понес никакого наказания и почти год продолжал командовать корпусом. О том, как завершилась карьера Николая Яковлевича, поведал в мемуарах маршал Василевский: «Запаздывал с продвижением (к нижнему течению Днепра. –
Кстати сказать, всего за два месяца до бесславного фиаско генерал Кириченко удостоился благодарности в приказе Верховного Главнокомандующего от 30 августа 1943 года за действия его группы при освобождении Таганрога. По утверждению авторов книги «Советская кавалерия», в результате боев в период с 26 по 31 августа 1943 года 4-й гвардейский кавкорпус захватил более 2 тысяч пленных, 30 складов, 45 орудий, 11 танков и 100 автомашин. Можно предположить, что эти данные не более достоверны, чем сведения о пленных и трофеях, содержавшиеся в рапорте комкора о бое под Кущевкой. Здесь интереснее другое. Неужели за два месяца Кириченко настолько изменился, что удостоенного высочайшей благодарности генерала пришлось срочно отстранять от командования? Думаю, причина столь скоропалительной отставки заключалась в недовольстве Сталина тем, что советским войскам не удалось с ходу ворваться в Крым. Вот и сделали Кириченко козлом отпущения. А не будь этой случайности, глядишь, Николай Яковлевич благополучно довоевал бы до конца войны и, как его преемник Плиев, стал бы дважды Героем Советского Союза.
Что же касается командира 12-й кавдивизии, ставшей 9-й гвардейской, генерал-майора
В период Великой Отечественной войны, да и позднее в советских штабах существовала всеобщая круговая порука. Далеко не один Н. Я. Кириченко отличался недостоверными донесениями. Чем-чем, а уж этим-то Генштаб Красной армии и руководство Наркомата обороны удивить было трудно. Дальше мы убедимся в этом на примере Западного фронта. Здесь же я приведу пример с другого фронта – Волховского. 10 марта 1942 года начальник Особого отдела 59-й армии майор госбезопасности Мельников сообщал Маленкову о том, как генерал-майор И. В. Галанин и командиры дивизий после провала наступления пытались скрыть масштаб неудачи посредством очковтирательских донесений: «командование 59 армии, зная о том, что 377, 372, 374 и 378 стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону», в оперативных сводках штаба бездействие этих дивизий называет «активным сковыванием противника», «ведением боевой разведки», а также «отражением контратак противника», «не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника».
Поводом для серьезного разбирательства подобное очковтирательство становилось только тогда, когда на участке соответствующего корпуса, армии или фронта случалась чувствительная неудача, которая почему-либо привлекала внимание вышестоящего начальства. Или когда кто-то из командиров нарушал круговую поруку и раскрывал ЦК и лично товарищу Сталину всю правду-матку. Наверное, полковник Бардадин был обижен тем, что ему, в отличие от других, не было присвоено генеральское звание. Но, судя по результатам проверки, он действительно возражал против преувеличенных данных о силах и о потерях противника, а также против того, чтобы собственную безалаберность оправдывать несуществующим вражеским «окружением».
Вместо агентов – «языки»
В условиях, когда советские командующие и их штабы предпочитали преувеличивать число неприятельских дивизий, их укомплектованность людьми и техникой, а также понесенные немцами и их союзниками потери, данные разведки не оказывали большого влияния на видение обстановки генералами и маршалами Красной армии. Они тонули в потоке бравых донесений о подлинных и мнимых успехах. При этом реально выявленные вражеские дивизии благополучно соседствовали с дивизиями виртуальными, призванными обосновать генеральские претензии на подкрепления и награды. Стратегическая информация из Германии практически не поступала. Приходилось довольствоваться сведениями, поставляемыми агентурой и партизанами в прифронтовой полосе и тыловых районах размещения немецких войск, а также показаниями добытых разведчиками «языков», данными радиоперехвата, воздушной разведки и трофейными документами.
Вообще, в ходе войны стратегическая разведка утратила свое первостепенное значение и уступила пальму первенства войсковой разведке. Даже если у Москвы и Берлина имелись ценные агенты в высших неприятельских штабах, воспользоваться их информацией было довольно трудно. Донесения от них поступали с большими перерывами, иначе бы агенты очень быстро провалились. Но сведения, например, о том, что вермахт через месяц или два перейдет в наступление на том или ином участке фронта, все равно требовали тщательной проверки на месте. Ведь за месяц почти всегда изменялись сроки начала
