ещё и тетка в колпаке – Роза Люксембург, в книге ее прозвали Миневра Макгонагалл. А что эти двое вытворяли! Чему они только Ильича-Поттера не научили!
Поначалу, книгу так и хотели назвать: «Молодой Ильич, и электрификация», но в целях конспирации назвали «Гарри Поттер и философский камень». Вот оно как было то! А ты тут по отпускам разъезжаешь, а простой британский люд ради светлого будущего ничего не жалеет! – победно заключил Аристарх, отгоняя большой длинной палкой озверевшего кота Бугу, который в очередной раз пытался совершить вероломное нападение.
– Ильич, он же Гарри, в книге очкастый. Так это по тому, что он много читал, а лысеть он стал от переживаний, да так к концу книги и облысел, сморщился и местами позеленел. Все о народе сахарском думал, чтобы электричество вам провести, чтобы каждому бедуину по фонарю, чтобы азбука у вас была! – торжественно повествовал Аристарх «великое и разное».
– Какая еще азбука!? – не выдержав потока информации, возопил Маланья.
– Ясно дело, какая азбука! Настоящая арабская! Чтобы каждый бедуин, сидя на верблюде, читал и просвещался! А еще Гарри-Ильич думал, как бы вас, олухов, чему полезному научить… рукоделию какому…, например, в преферанс… тьфу ты, на скрипке играть или песни какой… Вот, например: «Вместе весело бродить по барханам, бедуинам раздавать достарханы!» – Это, что еще за песня такая! – изумлённо вскричал Маланья.
– Это из более позднего революционного творчества, до вашей пустынной глухомани еще не довезли, – не лазя за словом в карман, парировал Аристарх.
– Так вот, слушай дальше, деятель Маланья! – продолжал Аристарх излагать краткое содержание революционного сюжета.
– Вот так думал Гарри, он же Ильич, и от переживаний слегка трансформировался. И стал похож на Оби-Ван-Кеноби, великого учителя, правда, это уже из другой книги, но, тем не менее… – не сбавляя темпа, обрушивал Аристарх «великое и разное» на голову «революционного деятеля».
– И представляешь Маланья! – продолжал Аристарх, добавляя подробности сюжета, – Гарри, он же Ильич, сидел как-то, читал что-то очень волшебное и важное, кажется “Play Boy”, тьфу ты, «Капитал»…
– Ну читал, ну «Капитал», эка невидаль! И что здесь такого! – с недоверием в голосе прокомментировал Маланья.
– А то и невидаль! Что читал он его, читал, а тут вдруг встает во весь свой небольшой маломерный рост, вытягивает руку свою зеленую с кепкой, и говорит человечьим голосом… – Что, что говорит!? – в очередной раз не выдержав напряжения, перебил Аристарха Маланья.
– А то! – продолжил восторженно Аристарх, – «Товарищи!!! – говорит он, – Электрификация и Всеобуч!!!» А глаза так и горят революцией… – И что дальше?! – спросил, раскрывший от удивления рот и сидевший на песке рядом с уже утихомирившимся верзилой-котом Бугой Маланья.
– А дальше, больше! Эти двое, как увидели его лысого, сморщенного и бесстрашного в кедах, так прямо в один голос и закричали, уже без конспирации: «Ильич, так-перетак! Ты ли это!?». Тут этот здоровяк с бородой, Карл Маркс, он же Рубеус Хагрид, приглядевшись к Ильичу-Гарри, говорит в сердцах: «Эх старушка!»… Ну, то есть, Роза Люксембург, она же Миневра Макгонагалл… «Перехимичили мы с тобой!» – говорит, и тут они опять в один голос: «Сдал ты нас Ильич! Теперь нас охранка буржуина-мироеда Валан-де-Морта повяжет! Хватай свой волшебный плащ, и валим отсюда! Кепку не забудь и кеды!» – закончил победно свой рассказ Аристарх, окидывая взглядом сидевших рядом Маланью и кота Бугу.
В финале, краткого описания «неброского» революционного сюжета Маланья застыл с открытым ртом, в очень неестественной позе и почему-то с вытянутой рукой, а революционный кот Буга как-то очень по-человечьи, присел на хвост, вытянув вперед задние лапы.
– Ладно, Маланья, пойду я к себе в апартаменты, а то ноги не держат после длинной прогулки с Мухаммедом и Сулейманом, – добавил он в заключение, оставив ошеломлённого новизной революционных идей Маланью осмысливать дальнейшее бытие наедине с котом Бугой.
5.2 Особенности пустынной кухни
На следующее утро Аристарх как ни в чем не бывало направился в столовую.
– Что это за… «непонятное», с ужасным запахом, я сейчас проглотил?! – кричал возмущенный француз Жан-Филипп.
– Ой! Сейчас что-то будет! – вторил ему поляк Сигизмунд, хватаясь за живот.
Но палисарийский повар Мухаммед продолжал неистово раскладывать по тарелкам дымящуюся субстанцию с резким запахом, при этом приговаривая: «It is good, it is very good, and Mohammed is very good, and food is very good!».[53]
В очередной раз зачерпывая длинным, увесистым приспособлением из огромного, очень похожего на печенежский казан из былин про Илью Муромца бака «тягучее нечто», Мухаммед тихо улыбался, в глубине души радуясь своему хоть маленькому, но безусловно шедевру.
Вид содержимого, как не странно, опять же напомнил Аристарху еду инопланетян из кинофильма «Люди в черном». Не обращая внимания на недовольные выкрики, палисарийский повар Мухаммед вывалил содержимое в очередную тарелку. Тарелка, к несчастью оказалась тарелкой Мухаммеда из Египта, и это сбило весь задор. В итоге палисарийский повар Мухаммед был вынужден прекратить ритуал благотворительного завтрака ввиду чрезмерной ругани и, как ему казалось, предвзятости к его кулинарным талантам.
5.3 Набег революционных котов
