Огненную мазурку танцевали дважды в течение вечера. Тот, второй танец назывался «белой мазуркой» и завершал под утро забаву. Однако хорошим тоном считалось оставить бал еще задолго до его окончания. Особенно это касалось панночек на выданье, которых забирали с собой родители.
После первой мазурки наступал длительный перерыв, проходящий в шумных буфетах, после чего шла забава до самого утра уже с современными танцами.
К аттракции каждой забавы принадлежал выбор королевы бала, то есть особы, которая танцевала лучше всех, но победу определял не столько сам танец, сколько наряд и ненавязчивая агитация, не говоря уже о престиже мужа.
В определенный момент возникла традиция, когда аранжер командовал «Ронде!», и образовывалось нескольких танцевальных кругов, а дамам вручались небольшие букетики. Выполняли такую задачу младшие офицеры. Но прежде чем это должно было произойти, в зал заводили двух породистых жеребцов, навьюченных корзинами цветов. Дамы в благодарность должны были подойти к жеребцам и погладить их. А на выходе жеребцы получали кусочки сахара.
Композитор Ян Эрнст вспоминал один из таких балов, который, собственно, начинался с дарения цветов: «Пунктуально в десять часов вечера командир XIV полка Уланов Язловецких полковник Кунахович появился в бальном зале, а за ним ввели красивого серого коня. По обе стороны жеребца висели корзины с букетами роз. Полковник, обходя всю залу, вручал женщинам пучки, которые добавляли еще большей прелести их замечательным туалетам… Однако конец забавы оказался для меня достаточно печальным. В шесть утра, когда зал уже опустел, полковник вместе с группой высших офицеров пожелал расслабиться и отдохнуть после организационных усилий, так как уже устал столько часов «держать фасон», и пригласил нас на завтрак. Меню было довольно специфичное: чистая водка и копчености, а вместо рюмок — «литератки», как назывались во Львове стограммовки. Мне до этого не приходилось пить водку из таких больших сосудов и, когда я отказался выпить стаканчик, то полковник объявил, что авансирует меня на подхорунжего, и поднял тост в мою честь. Ну, и я должен был душком опорожнить этот «пугар», а уже дальше шло каждый раз легче. Около полудня всех нас в мизерном состоянии развезли на фиакрах по домам». Ежи Яницки дополнил рассказ тем, что лошадь, оказывается, имела на ногах «фильцовые пантуфельки», а по бокам коня висели не корзины, а литавры, и были там не розы, а гвоздики, причем в одном красные, а во втором белые.
Касино «Круг художественно-литературный» в 80-х находился на пл. Марийской, 9. Здесь можно было угоститься кофе с пирожными, но это заведение не пользовалось симпатией тех журналистов, которые любили хорошо выпить. С началом Первой мировой войны, когда немало ресторанов и касино пришло в упадок, благодаря дамам из благотворительного общества появилась в Круге чайная, которая быстро завоевала симпатии львовян.
Ежедневно пополудни локаль наполнялся посетителями, а в праздничные дни роилось здесь так, что шум стоял, как на ярмарке.
Конечно, чай был определением условным, здесь можно было выпить и кофе с пирожными и пампушками.
Просторная зала с полукругами балконов сохранила еще остатки сцены с декорациями последнего предвоенного бала в виде беседки, увитой красочными фестонами зелья и цветов. В 6 час. посетителей ждал вкусный и недорогой ужин.
Члены касино сходились в читальне, и называлось это «проходом на газеты» и для многих считалось ежедневным ритуалом. Но приходили также любители игры в карты. В читальню и в кабинет игры женщины не имели доступа, но на балах и художественных вечерах присутствие женщин было значительным. Брали они участие также в любительских спектаклях и исторических сценках к конкретным датам.
На литературные вечера приглашали афиши, помещенные по обеим сторонам ворот касино.
После Первой войны Круг переселился на второй этаж пассажа Миколяша, но впоследствии перебазировался на ул. Академическую, 13.
Когда в 1893 г. тайные организации призвали новый 1893 г. объявить годом траура в память сотой годовщины второго раздела Польши, то большинство львовян не восприняли призыва серьезно, и первого января поход разозленной молодежи двинулся через Рынок на улицу Францисканскую к дому «Звезды», где проходил бал, и сорвал забаву, а затем дальше на ул. Академическую под Городское касино, где выбиты были в партере и на первом этаже стекла в знак протеста против новогодних гуляний.
Чтобы сорвать другие частные забавы, применяли самые разнообразные средства. Случалось, посреди разгара бала в зале появлялась похоронная процессия с гробом и пением траурного марша. В другом случае разбросали в зале стеклянные пробирки, специально привезенные из Вены. Когда эти пробирки разбивались, из них вырывался противный запах, вызывавший рвоту.
Зимние балы
«После скоропуста, во время мясоеда устраивали по субботам вечера, карнавальные вечерницы — танцы, — вспоминал Скоцень. — Они продолжались всю ночь, до белого утра под звуки оркестра, дирижером которого был отец нашего пластуна М. Малюха. Неслись мелодичные, волшебные песни, танго, фокстроты, слов-фоксы, вальсы. Не один парень отдал там сердце своей красивой избранной балерине.
«Прогуляємо ніч до ранку, а на білому світанку
Скажу словечко тобі, що довіку ти моя!» — звучало пение одного из музыкантов. То опять, на смену, при участии присутствующих в зале неслись
