праправнука защитника Вены в 1683 г. — Надрадником Избы Скарбовей. Но, зная о его легендарной растрате денег, запретил поручать ему какие-то финансовые дела.
На входе в кнайпу Эдзё поместил на оригинальной ренессансной подставке «Золотую книгу», которую украсил великолепными миниатюрами Казимир Грус, а Гень должен был написать стихотворение, за которое Эдзё заплатил заранее. Но у Геня не пошло, и довольно долго лист титульный… светил белизной. Только когда пан советник получил судебный иск от пана Эдвина Тарлерского, смог Грус выкаллиграфовать «Оду к вину».
Интересные воспоминания оставил писатель Ян Бжоза, которого в кнайпу ввел сын пана Эдзя Мёцё Тарлерский. Король богемы Гень Збежховский сидел на бочке под окном и «принимал». Между тем на соседних бочках ждали в очереди фанаты поэта, чтобы выпить с мэтром. Мецё подошел к нему и шепнул что-то на ухо, тот кивнул.
— Нас примут вне очереди, — сказал Мецё, — это большая честь для тебя.
Церемония состояла в том, чтобы каждый фан, садясь у стола мастера, спрашивал, что тот желает, и, заказав, выпивал с ним, платил и отходил, освобождая место для следующего. «Со мной было иначе. Збежховский не согласился, чтобы мы с Мецём платили. Нам поставил сам хозяин. Мы выпили по бокальчику ганусовки Бачевского, закусили и заглотили по «бомбе» пива. Поэт перекинулся с нами несколькими словами и, попрощавшись, кивнул следующему в очереди».
Пан Эдзё всегда с большой радостью резервировал столик для кабаре «Наше очко» и юмористов, которые выступали в невероятно популярной радиопередаче «Веселая Львовская волна», — Щепко, Тонько и советника Стронько. Ибо так уж хозяин завел, что никто из артистов или певцов не имел права отказать публике, если та требовала их выступления. Да, в конце концов, пан Эдзё не оставался в долгу.
Руководитель хора «Эриана» и кабаре «Наше очко» Ян Эрнст вспоминал:
«Трогательным доказательством памяти и душевности Эдзя было его прощание, когда я уезжал в январе 1937 г. на годовую стипендию в Рим. Я уже был в вагоне, меня провожали близкие друзья и знакомые, когда за пару минут перед тем, как поезд должен был тронуться, подбежал официант из «Атласа» с литровой бутылкой «немовки» и вручил открытку, в которой Эдзё желал мне не забывать Львов и время, которое я у него провел».
Гордостью «Атласа» был сборник карикатур, которые висели во всех залах. Их авторами были известные художники и поэты Львова. Например:
Еще даже при первых советах они сохранялись и вызывали восхищение у Корнейчука и Алексея Толстого.
Поэт Роговский (он был замучен позже немцами) оставил на стене остроумное четверостишие в ответ кому-то, кто упрекал его за интимную связь с актрисой:
Поэт Габриэль Карский, хорошенько залив вином свою любовную трагедию, рассчитался с неверной женой такими строками:
Думаю, читатели уловили намек. Ведь бывают еще дома публичные.
Известный актер кино и знаток алкоголя Антоний Фернер написал: «Люблю Геня, люблю Львов, и хоть уеду — вернусь вновь». А мировой славы
