ожидании заказа пан Мордехай зажег папиросу, дымя своему соседу в лицо. Наконец тот не выдержал и сорвался:
— Пан, перестаньте наконец на меня дымить! Это просто хамство!
Но пан Мордехай, кроме дыма, не выпустил ни слова.
— Перестаньте наконец коптить, холера! Вы — хам без воспитания! Вы мурло и болван, на которого я плюю и харкаю!
И после этих острых слов наплевал пану Мордехаю в лицо. А тот без следа волнения вынул платок, вытер спокойно свое заплеванное лицо и флегматично сказал:
— Пан отчего-то мне незнаком — и я должен пана серьезно предостеречь, что если бы пан позволил себе повторить мне все эти безвкусные обвинения, то я должен буду, в конце концов, пересесть за другой столик!
5
Лесь Мартович писал мало для литературы, так как слишком много списывал бумаги в адвокатской канцелярии. Так же как долгие годы не мог решиться на адвокатский экзамен, не отваживался — из-за слишком большой привязанности к жизненным радостям — на роль писателя. Зато писал он легко, свободно, и нужно было только найти соответствующую минуту, чтобы «вырвать» у него очерк.
Обещал он как-то раз одному журналу рассказы и не прислал. И вот узнали в редакции — Мартович приехал во Львов. Вечером застукали его у «Нафтулы».
— Где рассказы?
— А гонорар где?
— Дадим, когда получим рукопись.
— Придите в час.
Приходят в час, а Мартович совершенно спокойно:
— Уже почти готово… но должен переписать, потому что не прочитаете…
— Ну, хорошо, — говорит редактор, — зайду позже, потому что и так должен еще пойти в кофейню увидеться с другом приезжим.
После полуночи послал редактор к Мартовичу одного своего молодого сотрудника и говорит:
— Даю вам тут три гульдена, но помните, что пока не будете иметь в своих руках рассказы Мартовича, не давайте ему денег, потому что тогда он уже не напишет.
Молодой посланник Мартовича в веселом обществе после неизвестно какого стакана пива и говорит:
— Пан редактор просил передать рукопись.
— А гонорар где? — спрашивает Мартович.
— Есть… но не могу дать, — потоптался на месте парень, — прежде чем не получу рукопись…
Тогда Мартович:
— Иди и скажи пану редактору, что он не имеет понятия, что такое литературный труд. Я пришел сюда исключительно для того, чтобы написать рассказ… и смотрите — одни бутылки с пивом и водкой, и ни бутылочки с чернилами…
«Палермо»
На углу улиц Рутовского и Каминского разместилась кофейня «Палермо», которая своим солнечно-романтическим названием обещала чудеса Юга. Манила она прежде всего картежников, потому что здесь существовал специальный «Клуб Тарока».
В глубине полутемного зала между зеркалами виднелись четыре причудливых пейзажа, созданных мастером кисти, который, вероятно, в своих учениях живописи не достигал дальше львовских рогаток. На каждом из них был изображен, конечно, Палермо с полосой кирпичного песка, из которого торчала рыжая пальма с зелеными лохматыми листьями на берегу синего моря.
Может, благодаря этим настроенческим рисункам и более чем экономному освещению эта кофейня и имела значительный успех в межвоенный период. А еще привлекала посетителей табличка «Тарок-клуб» над дверью бокового покоя, где и заседали картежники. Но, в отличие от других кнайп, которые в вечернее время превращали свой уютный локаль в бар или дансинг, «Палермо» оставалась солидной стопроцентной кофейней, напоминавшей еврейские кофеенки венского Леополыитадта.
И только слишком уж древние посетители вспоминали, какая ужасная Мордовия содержалась ранее в этом помещении. Межвоенное «Палермо» ничем не напоминало дурную славу кнайпы под красноречивым названием «Под Желтой простыней».
