— Да, обошлось без нас, но скажи мне, как «Дело» за полгода обойдется без подписчиков?
— Что значит? Почему за полгода?
— Потому что если они целых три месяца будут читать только твои вступительные, а три месяца — только твои фельетоны, то, в конце концов, откажутся от подписки.
— Но зато название фельетона прекрасное, — добавил кто-то, — отвечает целому числу.
Федорцив «упал с неба» и уже больше никогда не угрожал, что сам напишет номер.
2
Как-то раз летом вернулся редактор «Дела» Федь Федорцив из отпуска и сказал своим товарищам:
— Панове! Вы сидите здесь во Львове и не имеете понятия, какие изменения происходят на селе. Психология нашего крестьянина изменилась к земле. Новые экономические и политические процессы превращают весь состав крестьянской жизни.
И прежде чем он закончил, уже начал писать статью. Это был длиннющий так называемый «солитер» под названием «Письма из деревни», шедший в фельетонах. Члены редакции и подписчики читали, кивали головами, зевали и не могли дождаться конца.
Приехал во Львов Василь Стефаник, зашел в «Централку» на Бернардинской, где ежедневно вокруг стола так называемая «Богема» собиралась на черный кофе — украинская пишущая, рисующая и сочиняющая братия, и между прочим спрашивает Федорцива:
— Дорогие мои! Уже я давно хотел спросить, кто это такие страшные глупости выписывает в этих «Письмах из деревни»? Был ли он когда-нибудь на селе, видел ли когда нашего мужика? Помилуйте!
Федорцив захихикал своим писклявым голосом:
— Я!
Имел очень редкое качество: позволял себя критиковать, но тот Стефаников апостроф помог: Федорцив прервал свои письма ноткой: «продолжение следует».
3
Когда Вячеслав Будзиновский (политический деятель и автор многих исторических повестей из казацкой жизни) должен был жениться, его невеста, присмотревшись к его бурлацкой жизни, решила исправить немного его. Взяла с него слово, что он не будет ходить по кафе и ресторанам сам, а будет брать ее с собой.
— Охотно, — говорит Будзиновский, — но не знаю, составишь ли ты мне общество…
— Что же может быть приятнее, чем кофейная жизнь? — ответила женщина.
На второй-третий день после свадьбы выбрались Будзиновские вечером «в город». Началось скромно с кофе в «Централке», позже зашли в обществе веселых товарищей Будзиновского в какую-то кнайпу. Пришли домой на рассвете. На второй день — то же самое. На третий жена Будзиновского едва ноги тянула, а он нарочно «держал линию» — не отпускал ее домой, хотя она и просилась идти сама.
— А мой обет? Потом скажешь, что я не сдержал свое слово.
— Так я тебя освобожу от слова, — ответила жертва супружеской солидарности.
— Навсегда?
— Да.
— Рука?
— Вот.
С того времени Будзиновский ходил уже свободно сам и говорил:
— Надо уметь с женой договариваться.
4
Сидор Твердохлиб, готовя к изданию сборник стихов «В зеркале плеса», попросил Михаила Яцкива написать предисловие. Яцкив был Твердохлибу должен, поскольку когда-то свою книгу издал за деньги жены Сидорова. Итак, Яцкив отказаться не мог. Но все остальные молодомузовцы были против, чтобы такой ас, как Яцкив, афишировался на произведениях Твердохлиба, к которым они относились скептически.
Яцкив дал слово, что не будет писать. Но Твердохлиб привел кумпла в «Централку», хорошенько подпоил, и тот таки подписал предисловие, которое сам Твердохлиб и накарябал.
— Как ты мог? — насели на него друзья.
— Я был пьян… — защищался Яцкив.
— Ты был пьян, как писатель. Но как банковский служащий должен видеть, на что ставишь подпись!
