Человек с синдромом дна

Всякому плохому и хорошему, всякому с любой стороны исключительному здесь предпочитают торжественно-убедительно-вопиюще среднее и чуть ниже среднего. Но не окончательно, не трэш вариант, чтобы не садировать общественный нерв, не усугублять беспокойство. Здешнему жителю импонирует не лучший, но социально близкий.

То есть, униженный и оскорбленный. Типический. Ну и тот, что «не высовывается». Таким образом, общество осуществляет свой регрессивный естественный отбор. Таков уклад, помноженный на трусость и зависть.

Можно сказать, что здешнее общество питается из нижайших чувств. Но оно так привычно-умело сакрализует его высшими побуждениями (святынями, скрепами, целями).

Вещи (детское)

В преддверьи зимы пропадают вещи.
Мозги по утрам попадают в клещи.
Вещи страдают сами.

Они зубами кусают вечность.
Она бессмысленна и беспечна.
Вещи находятся каждый вечер.
Мертвые с красными ртами.

На косматом ковре, под сутулым стулом,
Даже мертвые вещи стоят под дулом.
Плесень распада на бледных скулах.
Мы их берем руками.

Только для них и звучит без пауз
Некий заоблачный Bauhaus.
Вещи не постигают хаос.
Сей хаос постигнут нами.
Вещь существует весьма прерывно.
Вещь называется некрасиво.
Слово на грани нервного срыва.
Все имеет названье.

Но ничто не имеет толка.
Пауза вещи — ее поломка.
Вещи обычно живут недолго.
Дольше — воспоминанья.