Правильный автор — чувствует время. Окунувшись же в безвременье — желает свернуть язык, отрубить себе речь, дабы не быть использованным всуе.
«Сколько сил надо иметь, чтоб так молчать» — сказали про одного человека. Не сил даже, а безысходного понимания момента.
Так мне и видится, что местный обитатель вот-вот набьется скопом народным, монстром хороводным в избу свою читальню высокодуховную, свежескрепленную. По дизайну внешнему та изба — этакий архитектурный гибрид из постсоциалистической ИКЕИ и тех самых (амбаров, что-ли?) кои соврежы строили из затхлого мосфильмовского барахла, ну тех, куда фашист архитепический шел люд сжигать по сценарию. Соберутся там и сами себя подожгут, что-нибудь из классиков цитируя, да на картины музейные молясь, что министр культуры впопыхах по стенам развесит.
Живут здесь так от сладостной той лени, что выглядит как мазохизм, но на деле истовая лень и ничто более. И от того самого нелюбопытства, что выглядит как любопытство (вся местная образованность отсюда), да какая-то это недоделанная образованность, псевдоглубокая, да недальнозоркая.
Ибо вместо того как бежать отсюда и спастись, думают — как оно все устроено, что так дурно вышло. А пока думают, так глядь — и время вышло. Так, буквально заживо и горят.
Мое самоутверждение (и самосоответствие) сводится помимо прочего и к отрицанию Другого как субъекта взаимодействия, к отрицанию взаимодействия, в принципе. Абсолютная субъектность тотально автономна.
Повзрослеть — это всего-то — разучиться страдать.
Социальность и антибог
Паталогическую социальность, что присуща мне — я вижу уже как своеобразную практику проникновения в самую нутрь реальности. Именно реальности, а не ее экзистенциальных и псевдометафизических наслоений. Убивающий антибог бюрократически трезв. Он пронзительная обыденность. Здесь-и-сейчас, пожирающее «вечность». Конечно, я и всякий мне подобный — антибог. Цивилизация — так же — антибог.
Мудрость — это старость ума. У стариков на страдание просто не остается сил. И они выдают свою дряхлую инерцию за некий сакральный опыт. Конечно же — их опыт ложь. Ровно в той степени, сколько они готовы лгать ради самосохранения. Молодость всегда приносится на алтарь самосохранения старости. Поэтому никто или почти никто не заинтересован нас образовывать — то есть передавать подлинные знания. В 99 процентах случаях мы имеем дело с профанациями. Разными ее степенями.
Репрессивное сознание — нафталиновый фатализм.
«Бог» — тиран, «бог» — авторитарист, а именно (и только) такой «бог» — единственно возможный — некая поистине злая сила, обрекшая бытие на бесконечное инерциальное самовоспроизводство. Безусловно, не «вы убили его». Он намеренно растворился, как злодейский умысел, что не намерен оставлять следов, не желая быть привлеченным к ответственности, но при том желая обеспечить юридическую и иную самостоятельность, самообеспеченность, самоподдержание, самоответственность и псевдонеобходимость творимого зла (мира как такового). Конечно же, это не некий рациональной разум, скорее нечто вроде насекомого, слизи, жуткой микробной силы. Микробной, но стратегически превосходящей свое творение.
Ежели даже несуществующий (и) (или) мертвый бог так долго-многофункционален и репрессивен, то есть, являет собой некий сюрреалистический почти, неуловимый силовой ресурс, то каким же ресурсом может являться небытие (ничто), возникшее окончательно, и осуществившееся как тотальная идея и тотальная же анти (материальность)?
Культурный и религиозный запрет на деструкцию, запрет на уничтожение — проистекает из этого самого понимания.
