Красные виноградники

скользишь по узеньким мосткам.
Окно вглубь мирозданья прорубить
и – над жизнью быстротечной воспарить.

4. «Над жизнью быстротечной воспарить…»

– Над жизнью быстротечной воспарить —
О, если бы слова найти мне эти!
нагроможденьем мрачных пирамид
в песках зыбучих тонет стих раздетый.

Крик радости прорвётся на рассвете,
взорвёт едва рождённые созвездья
исторгнутой в ночи благою вестью.
Над ними, робкий, бестелесный,

клубится стих. Над арфою Эола
взмывают руки брезжущего дня,
и возвышается окрепший голос.

Ночных видений спутанные волосы
расчешет гребень солнца. И в его лучах
предстанет жизнь превратной и суровой.

5. «И пусть превратной и суровой…»

И пусть превратной и суровой
судьбою ты с покоем разлучён.
Но неотступно – след в след – за тобою
стихи идут. Ты с ними обручён

навек. Тоска всё время гложет,
как червь, грызёт, покоя не даёт.
Но вот фантазии блистательной полёт
сон наяву подхватит и закружит.

Он крыл не сложит ни на миг единый.
Взрыв до небес. Страстей накал и взлёт.
Сотрутся горы и растает лёд,

и реки вспять от моря потекут.
О, многое разрушит там и тут.
Такою твоя судьба окажется, поэт?

6. «Твоя судьба окажется, поэт…»

Твоя судьба окажется, поэт,
источником неисчислимых бед.
Все, кто любимы, отвернутся. Мимо
поносятся, визжа, автомобили.

За ними – тени пламенных сердец,
ещё недавно бившихся, страдавших,
испепелённых страстью, одичавших.
Круговорот непоправимых бед,

как реквием. Твой чёрный человек
без стука входит в запертую дверь,
как встарь, сокрыв свой мрачный гений снова.

Но – окна настежь! – брезжит утра свет.
Кошмар всё длится, длится… но теперь,
капризное, тебе подвластно слово.

7. «Капризное, тебе подвластно слово…»

Капризное, тебе подвластно слово.
И лишь в больных глазах укор.
Вот скорбной жизни горькая основа,
канва, на коей выткан сей узор

созвучий слов. Над бездной просветлённой
подарит озаренье счастья миг,
неразделимо чудный для двоих,
и светлой радостью повеет.

На душу вдруг нисходит тишина:
ликует плоть, вся радости полна
душа. Промчится буря, кончится гроза —

стихи заплещутся, как море в берега.
Весь мир наполнит щебет, гомон, смех,
порханье мотыльков среди цветов. Но нет.

8. «Порханье мотылька среди цветов, где нет…»

Порханье мотылька среди цветов, где нет
иной незыблемой основы счастья.
В безумном мире слёз и чёрных бед,
разорванном на горестные части,

в чём счастья суть? И слово неземное
с земным слилось, в земном отобразясь.
И нерушима с бренным миром связь;
и вновь основой этой жизни – слово.

И вот художник, трепетно творящий,
с толпою связанный, не принятый толпой,
узрел провалы бездн животворящих,

сквозь мрак и хаос к свету неизбежно
ведущих быт сознанья в бытиё
нужды, страданий, холода, болезней.

9. «Нужды, страданий, холода, болезней…»

Нужды, страданий, холода, болезней
замкнулся круг, упершись в звёздный свод.
Из самых страшных жизненных коллизий
исходит слово. И оно живёт.

И вот она – твоя основа счастья.
Оно в тебе. Оно, смотри, с тобой.
И это всё даровано судьбой
тебе, поэт, как первопричастье.

Как чуден свет, где счёт неисчислим
морям, лесам, светилам в поднебесьи.
И льётся свет, и льются вольно песни,

и птицею взмывают в небеса,
и в травах стынет ясная роса.
В них – только звуков, красок чудный мир.

10. «Есть только звуков, красок чудный мир…»

Есть только звуков, красок чудный мир —
предание Божественной природы.
Дрожит душа, дрожит живой эфир,
и сквозь него чредой проходят волны.

Душа ликует в счастьи неземном,
хотя земное счастье – ей основой,
и повторяет, как заклятье, снова
стихи, что жизнь насквозь прожгли огнём.

Поэмы – порожденье звёздных сфер.
но мир земной, как песню, обретя,
созвездий непрактичное дитя,

ты получил Вселенную в удел.
И жар души вовеки не остыл,
пусть ты осмеян всеми, нищ и сир.

11. «И пусть ты нищ, осмеян всеми, сир…»

И пусть ты нищ, осмеян всеми, сир,
под какою счастливою звездою
ты родился, скажи? Кумир
Творца – творение с тобою.

Он вечный твой двойник – стихи.
В них мирозданья стройные – поэмы,
где, как дрова в огонь, подбрасывает темы
круговорот житейской суеты.

И ты вкушаешь, снова предвкушая
пронзительную ярость бытия,
и жажду слова словом утоляешь.

Не подчинят тебя несчастия, хотя
юдоль земная – море злоключений,
а жизнь твоя —
    сплошная цепь жестоких унижений.

12. «Жизнь твоя