Карл Карлович ему уже как-то рассказывал об этой бабушке: она не только самая старшая в семье, но и семейная Сибилла-пророчица, эта Женина прабабушка. Она еще помнит те времена, когда девочкой с родителями приехала из Германии, да так и не смогла до конца акклиматизироваться. Она по- прежнему называет Карла Карловича и его почти шестидесятилетнего старшего брата «мальчиками».
– Сколько ей лет? – поинтересовался Ребман.
– Не могу точно сказать. Она возмущается, когда ее об этом спрашивают. Верно, давно за девяносто. Но она будет повыносливее некоторых сорокалетних. И такая сообразительная, даже, можно сказать, ясновидящая. Если сомневаешься, как поступить в том или ином деле или хочешь знать, как относиться к тому или другому лицу, спроси у бабушки, она уж точно не ошибется. Ей стоит только взглянуть на незнакомца, и приговор уже готов. Даже и в деловых вопросах мы всегда сначала у нее спрашиваем перед тем, как предпринять нечто важное. И она еще ни разу никого не подвела: просто насквозь видит всех и вся. Не хотела бы я попасться бабушке на глаза, когда совесть нечиста!
«Любопытно было бы с ней познакомиться», – следовало сказать Ребману. Но он этого не сказал, а только спросил:
– Дома уже знают?
– О чем?
– Ну о том, что мы…
– Нет. Мы же решили пока подождать. Я думала, ты мне скажешь, когда наступит подходящий момент.
– Тогда в качестве кого ты хотела меня представить бабушке?
В его вопросе звучало недоверие: ведь люди с неспокойной совестью очень подозрительны.
– Для начала как друга семьи. Ты ведь говорил дяде Карлуше, что хотел бы с ней познакомиться.
«Значит, хотела все-таки, чтобы ясновидящая бабушка просветила меня «своим рентгеном», – пронеслось у Ребмана в голове.
На самом деле, его хотели представить бабушке из дружеских, а Женя – еще и из родственных побуждений. Но, как говорится, у страха глаза велики…
В лодочном ангаре был только помощник старшего матроса.
– Все лодки разобрали, – говорит он, – даже моторная ушла. Нужно пользоваться, пока позволяет погода и обстановка, да и вообще…
– Что, лодок совсем не осталось?
– Осталась только одиночка со штурманом, та, на которой вы учились, Петр Иваныч.
– Это как раз то, что нам нужно. Спускай на воду!
– Уже сделано, – смеется чернобородый юноша, когда Ребман вложил ему в руку монету. – Господа могут садиться, вот только подушечку для барышни принесу.
Ребман заскочил в домик, чтобы переодеться для гребли. Когда уже выходил из раздевалки, вернулся, сообразив, что нужно взять из своего шкафчика куртку для Жени: ведь на обратном пути, когда сядет солнце, может похолодать.
Перед отплытием он объяснил своей спутнице, как нужно держать руль: все время в одном положении, звездочкой к носу лодки или ориентироваться на хорошо заметный неподвижный объект, иначе придется плыть зигзагами и вдвое дольше обычного. Нужно также крепко держать канат, лодочка хоть и маленькая, но довольно быстрая. Если тянешь справа, поворачивает вправо, и наоборот. Просто, как дважды два.
Он кажется самому себе таким важным, этот мэтр Ребман, обладатель серебряной медали, ставший теперь загребным восьмерки юниоров. Важным потому, что он запанибрата с матросом, запросто называет того по имени, – пусть Женя видит, что он здесь имеет вес. Важным, потому что членами яхт- клуба являются только люди определенного круга, и это общеизвестный факт. Важным, потому что сидит в костюме гребца: в белой майке, которая оставляет открытыми мускулистые плечи с красивым загаром, в голубых бриджах и белых парусиновых туфлях, которых нынче вообще не достать. Но главная причина его «важности» в том, что он, наконец, может продемонстрировать Жене, что не лыком шит, что способен играть первую скрипку и мастерски владеет своим инструментом.
– Все, поехали!
Матрос отталкивает лодку веслом. Ребман изящно делает три положенных удара веслами, и вот лодка уже заскользила по желто-коричневой глади воды. При каждом гребке Женя, которая, судя по всему, еще никогда не сидела в спортивной лодке, откидывается назад, ударяясь спиной о спинку сидения.
– Нужно наклоняться вперед, попадая со мной точно в такт, как на качелях. Тогда не будешь ударяться спиной, и мне так ловчее, потому что иначе лодка идет рывками, – говорит уважаемый спортсмен. И юная дама в небесно-голубом платье в белый горошек и с белым воротником внимает каждому его слову, послушно покачиваясь в такт со своим тренером. Шляпу – настоящую панаму – она положила в лодку на куртку Ребмана.
– Зачем ты ее взял? – говорит она. – Ведь тепло, как летом!
Ребман ничего не ответил. Грести не так легко, тем более если это делать так, как делает он: каждый удар веслами, словно на регате.
В мгновение ока они оказались за первым поворотом, и скоро город уже совсем скрылся из виду.
Вдруг Ребман крикнул: