– Чё, чё ты? – Кучка с голосом Прокопьевны шевелится, кашляет, садится, свесив ножки. – Дрожишь вся, испугалась? Не реви, айда сюда, укутаю… Думала, обманула, померла? Небось, вон она я, никуда не делась. Живая, жива-ая… – и грецкие орешки щёчек мелко трясутся в добродушном смехе.
Женщина нелёгкой судьбы, лёгкого поведения
Странной нынче выдалась встреча Нового Года. Город точно вымер: ни ярких огней, ни бабаханья петард, ни громкой музыки.
Нельзя! Красный Петух рассердится, посчитает шум, блеск и яркость за вызов, за соперничество. Грозно распушит червонное перо, нальются кровью глазки, гребень и борода. Взлетит на крышу, трижды прокукарекает, раскинет огненные крылья. Быть беде, большому пожару в доме, в семье, в судьбе. А напоследок, жареный, ещё и клюнет так, что мало не покажется.
За новогодними столами все сидят смирно, на женщинах матовые платья. Всё блестящее поснимали: чтобы ни намёка на отблеск пламени. Чтобы не приманить, не спровоцировать, не раздразнить драчливого персонажа китайского календаря.
Наоборот, задобрить: между свечами расставлены плошки с крупой, гречкой, горохом, кистями рябины, семечками, накрошенным хлебушком. Поклюй – и улетай с богом, и не посещай нас до 23. 59 следующего 31 декабря. Чтобы нам с тобой весь год не видеться, и чтобы мирно распрощаться ещё на 12 лет по басурманскому календарю.
Под самый Новый Год потеплело. Я пробираюсь по вымершему, затемнённому как при воздушной тревоге городу, к единственному ярко освещённому окошку. Сходство с войной и бомбёжкой добавляет грохот то и дело обламывающихся на крышах снежных козырьков.
Снег – мороз – оттепель. Снег – мороз – оттепель. В результате климатических аномалий на крышах образуются многослойные, многотонные «пирожные». Пропитанные, как сиропом, талой водой, они не выдерживают собственной тяжести, отламываются ломтями. Либо, жутко ухнув и хлопнув, сходят лавиной. Да какие плотные – наутро бульдозер тщетно пыхтит, пытаясь сдвинуть с места плотные горы.
Даже самый маленький слоистый снежно-ледяной ком, учитывая ускорение, весит килограмм 50-100. Представляете: чапаете вы по своим делам, а на вас сверху прилетает парочка «мешков с сахаром» весом в центнер…
«Вот скажите, каким местом думают наши архитекторы, проектируя покатые лавиноопасные крыши?» – бормочу я под нос, пробираясь через сугробы. Не крыши, а льдо-и снегосборники. Крыши-убийцы. Архитекторы что, не знают наших коварных городских зим: то слякотных и гнилых, то метельных и с трескучими морозами?
Брали бы за образец коттеджный пригород. Там высятся островерхие, сказочные как у Андерсена дома-башенки, с крышами крутыми как горки. Даже разовый, самый липкий снежок на такой крутизне не задерживается и тотчас сдувается ветром. А не копится и прессуется всю зиму в сотни тонн снежной смерти.
Вон, как раз идёт капремонт, меняют крыши. Что стоит чуть изменить планировку, поднять стропила, увеличить угол ската… Мне ясно, горожанам ясно, только архитекторы прикидываются ясными пеньками.
В результате каждую зиму и весну наш город – да чего там, вся страна – играет в увлекательную смертельную игру «русская рулетка». Повезёт – не повезёт, шмякнется – не шмякнется, насмерть – или только повредит члены?
Вот говорят, дурные привычки укорачивают жизнь. Да мне она жизнь спасла, дурная привычка. Остановилась я на
Дядька, проходя, глянул на меня, застывшую и белую, как только что съехавшая лавина. Покачал головой: «Да, девка, повезло тебе. Бог спас». Да не Бог, а сигарета. Я потом её, до ободка нервно докуренную, со следами помады, засунула в хрустальный флакончик и повесила на серебряной цепочке на зеркало. Будет моим талисманом.
– Как ты не видишь взаимосвязи и истинного хода событий? – терпеливо внушает подруга Варя. – Это и называется – судьба. Это Бог тобой руководил: чтобы ты именно за
– Не знала, что Бог – это пагубная привычка…
– Не богохульствуй!
Гостьи начинают наперебой припоминать разные чудесные случаи, сбывания примет, намёки судьбы. У хозяйки Варежки (Вари) её малогабаритная квартирка забита комнатными цветами, статуэтками, картинами, подружками, смехом, болтовнёй. Здесь всегда жарко, шумно, весело и всегда вкусно пахнет. Когда ни загляни: на ноябрьские, на майские, на 8 марта, в выходные, просто в будни… И в центре комнаты сидит и приветливо улыбается, как солнышко, красавица Наташа: Варина дочка.
Говорят, для женщины существует три грозных признака наступившей старости. Когда она разлюбит шоколад – раз. Когда она при любом удобном случае избегает надевать лифчик, маскируясь балахонистыми кофтами («Косточки режут, лямки впиваются, давят, нечем дышать»). И третье: когда от выпитого вина ей хочется спать, а не делать глупости.
У Варежки на её грудь, поддерживаемую жёсткими кружевными чашечками, можно смело ставить поднос. Даже когда она дома в халатике, не даёт
