Во власти стихии

бодрящего. Лучшее, что я смогла придумать, – холодный напиток из смеси какао с кофе. Я наполнила этим коктейлем термос и прихватила с собой в кокпит.

Вот так, через сорок дней одиночного плавания, в сорок первый я оказалась на расстоянии нескольких миль от входа в гавань Хило. В половине третьего ночи я увидела приветливо подмигивавшие огни прибрежных построек, но не осмелилась подойти ближе из-за огромного рифа, выдававшегося далеко в океан. При химическом свете палочки я изучала найденную мной в шкиперском уголке старую карту гавани Хило. Там стояла отметка «Не для судоходства». Ох, как же мне хотелось отмахнуться от этого предостережения и направить «Хазану» навстречу этим огням, настоящей еде, живым людям, возможности нормально принять душ и выспаться. Но только дурак – или же моряк, хорошо знающий местный рельеф, – рискнул бы войти в опасный пролив ночью. Мне пришлось не раз напомнить себе, что я не для того прошла через все это, чтобы в конце пути разбиться о рифы.

Ну что ж, ранним утром я начну лавировать вперед-назад в ощетинившемся рифами проливе, пытаясь зайти в гавань Хило. Я была так близко… и так мучительно далеко. Неужели я действительно не могу просто взять и добраться до берега? Нет, нужно ждать. Я была в смятении. Я понимала, что стала другой женщиной и никогда больше мне не быть прежней наивной, беззаботной девчонкой. Меня пугали люди, до которых оставалось всего несколько миль. Но при этом я сгорала от нетерпения. Слезы катились по лицу.

– Эти слезы, они откуда? – спросила я Голос.

– Это другие слезы, Тами. Слезы радости.

– Но радоваться неправильно. Я должна грустить. И мне все еще грустно. Я так тоскую по Ричарду.

– Ты всегда будешь тосковать по Ричарду, и ты всегда будешь любить Ричарда. Но жизнь продолжается, Тами. Ты должна верить в себя. Время Ричарда вышло, а твое еще нет. Ты выжила, потому что ты – это ты. Не каждый смог бы. Радуйся, ведь ты это заслужила. Скоро ты будешь с людьми, которые тебя любят, ты будешь купаться в любви, которой тебе так не хватало.

– Но это будет совсем другое.

– Будет то, что ты сама из этого извлечешь. Когда ты будешь готова, появится другой мужчина, и он будет любить тебя так же глубоко, как любил Ричард.

– Но смогу ли я любить его так, как любила Ричарда?

– Сможешь. Пройдет время, и твое сердце снова захочет любить. Поверь в себя, поверь в то, что подсказывает тебе сердце.

– Я буду по тебе скучать.

– Я всегда здесь. Я часть тебя.

– Ты Бог?

Голос так и не ответил. Может, не было ответа.

Рассвет просачивался по капле. Я понимала, что это мои последние часы в море, последние часы наедине с собой. Интересно, кто встретится мне первым – рыбацкая лодка, прогулочная яхта?

Глядя в сторону порта, я видела, как пастельные огни, разбросанные по гористому берегу Хило, начали гаснуть один за другим. Держись, Тами, держись.

На меня вновь обрушились вопросы, терзавшие меня уже миллион раз. Почему? Почему я не сознавала, что мы уязвимы, что один из нас или мы оба можем погибнуть посреди открытого океана?

Но из глубины души рвалось оправдание: потому что я была бесстрашна, Ричард был бесстрашен. Да, правда, это я грезила о тропических островах и пляжах с белым песочком, о теплой воде, идеальных волнах, экзотических портах и любви.

В итоге мне пришлось признать, что никакая сила не смогла бы удержать меня вдали от моря.

Я смотрела на звезды – моих добрых друзей, сверкавших в бескрайнем небе, и прощалась с каждым созвездием, что так чудесно поддерживали и направляли меня в моем долгом, медленном путешествии. Буква W в небе означала воду, но еще она значила для меня волшебство. Волшебный, восхитительный Ричард. Волшебно то, что я справилась. Я знала, что звезды на суше не такие яркие, как на море.

Я прижала к груди цветастую рубашку Ричарда и признала в отчаянии:

– Я люблю тебя. Я знаю, что люблю тебя. Люблю всей душой.

Что еще я могла сказать? Я не могла смотреть на лазурно-синее море без того, чтобы не вспомнить его глаза. Я не могла попрощаться с ним окончательно. Свернув рубашку Ричарда, я сунула ее за пазуху, поближе к сердцу, тронула подаренное им плетеное кольцо и все вертела, и вертела, и вертела его на пальце…

Пока рассвет бесцельно скользил по небу, я вдохнула поглубже и начала готовить «Хазану» ко входу в гавань.

Я достала якорь из ящика на носу, потом вытянула всю цепь и сложила на палубе. Я хотела, чтобы и якорь, и цепь были наготове, чтобы бросить их за борт сразу, если «Хазана» вдруг подойдет слишком близко к рифу или к берегу.

На ванту слева от временного паруса я подняла, как требуют правила, полосатый американский флаг, затем автоматически повесила под ним желтый