крови, и чем больше, тем лучше, чем больше погибнет людей, ни в чём не виновных, тем слаще. Поймите же, наконец! Неужели вам не известно, с какими силами рвутся войти в сообщение Гитлер и его мясники?!
– Мне кажется, вы преувеличиваете, миледи, – мягко проговорил Эдуард. – Да, я слышал, конечно, обо всех этих оккультных интересах. Но это…
– Демоны непременно приходят к тем, кто жаждет их увидеть. А потом – и к тем, кто ничего такого не думал. Поверьте пока мне на слово, милорд, – я имею все основания это утверждать.
– Миледи, – король покачал головой. – Миледи, не стоит подозревать меня в подобных желаниях. Да, я полагал, что Гитлер…
– И поэтому вы написали ему письмо?
– Вы… – Эдуард поднёс к губам сжатый кулак и тихонько кашлянул. – Вы знаете и об этом?!
– Я предпочла бы не знать многое из того, что мне известно, – Рэйчел сложила руки на коленях. – К сожалению, я не могу позволить себе такой роскоши. Только недавно я по-настоящему поняла, что означают эти слова Экклезиаста, – во многих знаниях таится печаль.
– Это была… ошибка.
– Да. Это была ошибка. Глупое мальчишество, совершенно недостойное монарха. Тем более – монарха британского, – голос Рэйчел звучал теперь не то, что непочтительно – сердито.
Да она отчитывает меня, как недоросля, изумился Эдуард, чувствуя, что испытывает отнюдь не гнев, а непонятное смущение в присутствии этой женщины. Да что же это со мной такое?!
Мужчины несносны, подумала Рэйчел. Несносны, как злые, невоспитанные дети. Боже правый, каково же приходится Джейку?! Единственному, наверное, взрослому в этой толпе безнадёжных детей.
– Я с большим удовольствием предпочёл бы сделать бывшее небывшим, – пробормотал король, смущаясь ещё больше и уже сердясь на себя за это. – Жаль, моя власть не простирается так далеко.
– Хотите сказать, что сегодня вы не поступили бы столь опрометчиво, милорд?
– Нет, – король выдержал взгляд Рэйчел. – Нет. И дело вовсе не в опрометчивости. Дело в другом. Мир изменился. Я тоже. Простите, миледи. И… много людей знают об этом?
– Не стоит вашего беспокойства, милорд. Как только я получу эти письма – их было всего два, не так ли? – я немедленно верну их вам. И мы забудем это недоразумение, как будто бы сделав бывшее небывшим. Вы согласны?
– Что же вы потребуете от меня взамен? – король прищурился, и пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.
– Держать ваше слово, милорд, – лицо Рэйчел осветилось кроткой улыбкой, так что Эдуарду захотелось провалиться сквозь землю сию же секунду. – Только это, и ничего больше. Будьте самим собой. А оказанная услуга, как говорят на Востоке, ничего не стоит. Так какой же смысл торговаться из-за сущего пустяка?
– Что ж, – Эдуард выпрямился. – Не так-то легко ощущать себя жертвой вашего великодушия, миледи. Но я постараюсь. Что же касается нашего германского…
– Нет, нет, милорд, – перебила его Рэйчел. – Пожалуйста. Это чудовище, трупный червяк. Он использует любую нашу слабость, любой промах, чтобы подмять под себя всё. В его уме, в его притязаниях, даже в его воле нет ничего от мужчины. Это слабый человек, пытающийся жестокостью скрыть недостаток энергии, поразительные слабости, болезненный эгоизм, неоправданное высокомерие. Он, вся его мистика и эстетика – наиболее законченное воплощение зависти. Как все диктаторы, Гитлер любит только тех, кого он может презирать. Он опасен. Чудовищно опасен!
– А большевики? Разве не более они опасны?
– Там Джейк. Он найдёт выход.
– Неужели?
– Непременно. Иначе не может быть. А с этим чудовищем… Он – наша задача. Мы должны его остановить. Удержать.
– Вот видите, – король опустил плечи. – А ведь его сторонники – и не только сторонники – тоже тянутся к Уоллис. Мне уже сообщали, что некоторые из открыто симпатизирующих Адольфу персон пытались, и пытаются сейчас, как они это называют, «влиять» на Уоллис. Она не глупа, нет! Но она доверчива. Она плохо видит интригу.
– У неё нет опыта. Да и откуда ему взяться?
– Да, да. И я о том же! Мне представлялось, мы могли бы договориться с Германией о едином фронте против большевизма. Я не возражал, когда они вернули себе Рурский бассейн, в надежде, что они поймут наше послание.
– Они его поняли, милорд, – жёсткий блеск в глазах Рэйчел поразил короля. – Поняли именно так, как и должны были понять. Сильный – бьёт, слабого – бьют. И как можно договориться с тем, кто готов на всё, кто растлевает, унижает, порабощает весь немецкий народ во имя своей выдумки о «великой Германии»! Вы пытаетесь втолковать крокодилу, что можно лопать рыбу, не трогая уток. Беда в том, что крокодилу всё равно, чем набивать брюхо. Вы посеяли зубы дракона, милорд. И жатва – уже скоро.
– Ещё не поздно…
– Поздно. Я не стану сейчас говорить вам всего, что мне известно, милорд. Просто поверьте, что эти люди ничем не лучше большевиков. Тьма подсовывает их нам, пытаясь сыграть на нашем страхе перед Сталиным. Но нельзя ни в коем случае поддаваться. Потому что это такая же дорога в бездну, только посыпанная не красным песком, а коричневым. Не поздно ещё спасти тех, кого можно спасти. Но это трудно.
– А кто говорил, что будет легко? Я помогу Вашему… другу, леди Рэйчел. Ему ведь нужна помощь, не так ли?
– Понадобится. Весьма вероятно. Только ничего не предпринимайте без согласования с нами.
– Клянусь. Если всё это правда…
– К сожалению, далеко не только это.
– Послушайте, дорогая, – Эдуард взял стул и сел совсем близко к Рэйчел. – Конечно же, я не имею ни малейшего представления о том, в чём на самом деле состоит его замысел. Но, каков бы он ни был, – ему потребуются ресурсы. И немалые. Разве вашим банком можно закрыть эту брешь?
– Моим банком?! Что такое вы говорите, милорд. Это его банк. И это уже давно не банк, а финансовый консорциум. А помимо того, «Falcon Bank and Trust» – только самая верхушка айсберга. Вас, милорд, вероятно, не до конца информировали.
– Вероятно, это просто некому сделать, – насмешливо изогнул брови король. – Ваши люди отлично умеют хранить секреты. Всё, что я знаю – не более, чем догадки моих горе-шпионов и умницы Глокстона. Когда я говорил, что я – ваш друг и союзник, я именно это и имел в виду. Я понимаю, почему вы, вернее, ваши русские, опасаются принимать помощь. Это накладывает обязательства. В обычном случае – да. Но не теперь. Моё королевское слово, леди Рэйчел. Никаких условий с моей стороны. С нашей стороны. Говорят, у Британии нет друзей, а есть интересы. Мне с детства вдалбливали это, изо дня в день. Но что такое интересы? Разве они не в том, чтобы жить в мире, достатке, в кругу друзей? Или интерес в том, чтобы умирать неизвестно за что в десятках тысяч миль от родных берегов? Я немного знаю русских, миледи. Совсем немного, но… Я знаю, честь и справедливость они ценят превыше всего. Мы достаточно горя причинили русским. Я никогда не прощу отцу этой страшной истории с дядей Ники. Я должен вернуть долги. И мне нужна Уоллис. А русским – не нужно чужого. И своего они не отдадут, и это, чёрт возьми, правильно. Послушайте, Рэйчел, – Эдуард осторожно, но крепко накрыл руку Рэйчел своей. – Передайте вашему Джейку. Скажите Осоргину. Границы Империи до Великой войны? Никаких вопросов. Любые уступки в двухсотмильной зоне безопасности от русских границ. Технологическая помощь. Паритетный контроль на морских коммуникациях. Всё, что угодно!
– Пообещайте им Дарданеллы и Константинополь в придачу, милорд, – вздохнула Рэйчел.
– Они возьмут его сами. Пускай. Мне наплевать. Хоть Иерусалим, я не суеверен! Есть, кажется, такая потрясающая русская поговорка, где только Глокстон отыскал её, –
– Да, действительно, – Рэйчел улыбнулась. – Это действительно русская поговорка. И мне она очень нравится.
– Только вместе мы можем удержать мир от падения в пропасть, – снова заговорил Эдуард. – В этом
