числа хоу-хоуа. Дикари трудились на полях на протяжении года, а затем возвращались в леса к своим самкам, потому что их допускали на остров исключительно в качестве рабочей силы, не более того. Земля тут была чрезвычайно плодородной, о чем можно было судить по обильному урожаю, пускай и изрядно прибитому проливным дождем. Эти поля окружало некое подобие волнолома, сложенного из глыб застывшей лавы; должно быть, прежде вместо полей тут были отмели, покрытые озерной водой, чем и объяснялось плодородие почвы. Повсюду пролегали оросительные каналы, которыми, по словам Драманы, пользовались в жаркое время года при засухах; вода поступала на поля через пресловутые затворы, о которых я уже упоминал. Пожалуй, этим описанием я и ограничусь; прибавлю лишь, что система искусственного орошения была очередным доказательством того, что валлу происходили от какого- то цивилизованного народа. Поля простирались до самого мыса, обращенного к берегу валлу, а в противоположном направлении они тянулись, насколько хватало глаз, – как далеко, точно не знаю, ибо в ту сторону мы не ходили.
С мыса мы различили в отдалении несколько подвижных черных пятен на воде. Я спросил Драману, не бегемоты ли это, и женщина ответила:
– Нет, господин, это лесные демоны, которые, повинуясь зову божества, плывут на остров на бревнах и вязанках тростника, чтобы сразиться в грядущей войне против валлу. С дальней стороны горы их собралось уже несколько сотен, а к ночи приплывут все самцы, на берегу останутся только самки, престарелые и детеныши, которых они прячут в глубине леса. На третий день, считая от сегодняшнего, волосатые поплывут обратно через озеро, ведомые жрецами во главе с Дакой, и нападут на город валлу.
– За три дня может случиться всякое, – заметил я, но развивать свою мысль не стал.
Мы вернулись к поселению, дошли до зева пещеры, а оттуда по тропе, что бежала вдоль волнолома, достигли Скалы приношений, по бокам которой пылали те таинственные столбы пламени, каковые, по моему мнению, питались природным газом из чрева вулкана. Они были не слишком высокими – во всяком случае, в тот момент, – и пламя поднималось вверх футов на восемь-десять, никак не более. Но огонь горел не угасая, и так было, если верить Драмане, с начала времен. Между столбами пламени, на небольшом расстоянии от обоих, располагалась каменная колонна с каменными же кольцами, – несомненно, к ним-то и привязывали невест бога. Я отметил про себя, что с колец свисали свежие веревки, предназначенные для несчастной Сабилы.
Осмотрев на Скале приношений все, что только можно было осмотреть, в том числе ступени, по которым выводили жертву, мы прошли к длинному сараю с остроконечной крышей из тростника; там располагалась машинерия, если позволительно будет так выразиться, то есть механизм, управлявший водяными затворами. Драмана отперла тяжелую деревянную дверь каменным ключом странной формы, который достала из кошеля. Она поведала нам, что получила этот ключ от Даки, обязавшись возвратить его, когда мы побываем в сарае.
Как выяснилось, внутри было много интересного. У стены сарая пролегал основной оросительный канал, шириною приблизительно в дюжину футов. Таким образом, под серединой крыши имелся ров, целиком заполненный водой, которая не позволяла увидеть его дно. С обеих сторон рва в камне были пробиты, под прямым углом, глубокие желоба, сейчас перекрытые увесистыми каменными плитами толщиною дюймов в шесть или семь. Когда эти плиты опускались в особые ниши внизу, как бы сливаясь с дном желобов, вода из озера устремлялась в каналы; если коротко, этих плит было вполне достаточно, чтобы надежно преградить путь озерной воде и помешать наводнению.
Возможно, вам станет более понятно, если я приведу такой пример. Когда мы с Гудом в последний раз вместе ездили в Лондон, то отправились в заведение мадам Тюссо и видели там знаменитую гильотину, печально прославившуюся в дни Французской революции. Лезвие этой гильотины, если помните, поднималось на двух столбах, а затем ему позволяли упасть, отделяя тем самым голову казнимого от тела. Теперь вообразите, что эти опоры – каменные стены ямы, а вместо узкого лезвия имеется массивная железная плита. Нет, не железная, а каменная. Если поднять ее по опорам до самого верха, она полностью заполнит собою промежуток до верхней перекладины, и воде, которая обычно течет между опорами, некуда будет деваться. Плита преградит ей путь. Теперь понятно?
Поскольку Гуд, плохо разбиравшийся в таких вопросах, озадаченно смотрел на друга, Аллан продолжил свое объяснение:
– Наверное, лучше будет попросить вас вообразить решетку на воротах замка. Даже вы, Гуд, наверняка видели такую решетку, которая представляет собой этакую дверь и движется в пазах. Да, водяной затвор жрецов Хоу-Хоу в точности и был такой вот подземной, точнее, подводной решеткой, которую, желая выдвинуть, поднимают по пазам, вместо того чтобы опускать. Не будь уже так поздно, я бы нарисовал.
– Не надо, я понял, – ответил Гуд. – Полагаю, в движение она приводилась воротом?
– Ну, Гуд, вы еще скажите, осликом, что ходил по кругу! Да валлу знать не знали никаких воротов и лебедок! Нет, они пользовались рычагом – устройством более простым и древним. В верхней части этого водяного затвора была просверлена дыра, и в нее вставили каменный болт, который другим концом утыкался в зарубку у основания рычага, образуя своего рода передаточный механизм. Что касается рычага, то это был толстый каменный брус – дерево явно сочли непригодным для такой цели – около двадцати футов в длину. Когда затвор полностью опускался в нишу на дне желоба, торец рычага, естественно, поднимался высоко в воздух, почти доставая до крыши сарая.
Если требовалось поднять затвор, чтобы отмерить количество воды, выливавшейся в оросительные каналы, или чтобы отрезать приток воды при наводнении, мужчины тянули рычаг за веревки, привязанные к торцу. В результате этот торец двигался вдоль полудюжины каменных скоб на стене, и его закрепляли на нужной высоте. В таком положении он оставался до тех пор, пока его не высвобождали, снова прилагая значительные физические усилия, и он взлетал к крыше, позволяя каменной плите погрузиться на дно канала и открыть проход для озерной воды.
