лагерь на случай внезапного нападения.
Итак, мы собрались за ограждением и начали ждать. Робертсон и я позаботились о том, чтобы в тылу у нас находились несколько зулусов, которые имели ружья, оставленные беглецами из Стратмура. Это была хорошая поддержка их топорам и ассегаям. Вопрос был в том, чем вооружены каннибалы. Я знал, что у них есть длинные копья и ножи, но было неизвестно, будут ли они использовать их для ближнего боя или станут бросать. В первом случае было бы трудно сражаться с ними топорами, потому что копья были значительно длиннее. Впоследствии выяснилось, что они использовали оба способа.
В конце концов у нас все было готово, пришло время долгого ожидания, самая неприятная часть, когда нервы на пределе и снова вспоминаются прошлые ошибки в стычках с врагом. Очевидно, у амахаггеров действительно было намерение неожиданно атаковать нас до рассвета. Больше всего меня удивляло, что они все еще хотят сражаться с нами, после того как упустили столько возможностей. Как ни крути, здесь они были у себя дома и сами стены помогали им – они могли достичь убежища гораздо быстрее, чем мы, поскольку знали дорогу, а мы нет.
Они пришли на ферму с секретной целью, которая заключалась в похищении молодой белой девушки по причинам, связанным с их племенными ритуалами, такое частенько случается среди темных и древних африканских племен. Да, они похищают молодых женщин для личной удачи в делах, какими бы они ни были. Но станут ли они из-за этого рисковать и вступать в сражение с разъяренными друзьями и родственниками этой молодой женщины?
Правда, они превосходили нас численно, поэтому шансы на победу у них были выше, но, с другой стороны, они должны были понимать, что заплатят за победу дорогую цену, а если не победят, то мы захватим их в плен и для них будет все кончено. Кроме того, они тоже были истощены и измотаны тяжелым походом, так что силы и у них были на пределе.
Все эти мысли быстро пронеслись у меня в голове. Я еще допускал возможность, что эта угроза нападения была ложным выпадом, чтобы обмануть нас, или желанием скрыть еще нечто более таинственное, например какие-то секреты этой горной цитадели.
Когда я рассказал Хансу обо всем этом, он высказал другое предположение:
– Это ведь людоеды, баас, они голодные и съедят нас еще до того, как вернутся на свою землю, где, без сомнения, им запрещено есть друг друга.
– Зачем мы им нужны? – ответил я. – Мы ведь такие тощие. – Я осмотрел тщедушную фигурку Ханса в лунном свете.
– Да, баас, нас хорошо варить, как старых куриц. Кроме того, каннибалы предпочитают худых людей жирной свинине. Дьявол, который в них живет, привил им такой вкус, как мне он привил любовь к джину, а вам – желание смотреть в сторону хорошеньких женщин. Зулусы говорят, что вы всегда так делаете в их стране. В особенности это касается одной ведьмы по имени Мамина, которую вы целовали…
Я повернулся к Хансу, намереваясь его наказать, поскольку упоминание об этом мифе, который я описал в книге «Дитя Бури», возникало на устах этого человека слишком часто. Но не успел я слова молвить, как он поднял палец и прошептал:
– Тихо! Рассвет приближается, и они идут! Я слышу их поступь!
Я прислушался, но не смог различить ни звука. Лишь когда я напряг глаза, мне показалось, что на расстоянии ста ярдов под скалами в смутном свете мелькают призрачные тени, перебегающие от дерева к дереву. Эти фигуры становились все ближе и ближе.
– Посмотрите! – сказал я Робертсону, который стоял справа от меня. – Мне кажется, что они идут.
– Я надеюсь, что вы правы, – сурово ответил он мне. – Именно их я хотел встретить все это время.
Внезапно фигуры исчезли в ущелье. Но минуту или две спустя они появились снова, уже ближе, на безлесном участке. Он был слабо освещен – как будто отблеском падающей звезды. Начинался рассвет. Я посмотрел туда, и ужас пронзил меня, потому что с первого взгляда я понял, что это не те люди, которых мы преследовали. Их было значительно больше, наверное около сотни. У них были разрисованные щиты, перья на голове, и, насколько я мог судить, они выглядели весьма крепкими и бодрыми.
– Мы в западне, – немедленно сообщил я на зулу Умслопогасу, который был впереди, а затем на английском – Робертсону.
– Если так, мы должны сделать все возможное, – ответил капитан. – Помоги Бог моей бедной девочке, которую эти дьяволы утащили с собой.
– Это так, Макумазан, – бросил Умслопогас. – Каким бы ни был конец, у нас будет прекрасный бой. Теперь командуй, мы будем повиноваться.
Дикари – я называл их именно так, хотя каннибалы они были или нет, я не знал, – шли в полной тишине, надеясь, как я думал, застать нас спящими. Когда они были уже в пятидесяти ярдах, приближаясь к тройной линии нашей обороны с копьями наперевес, я крикнул на зулусском: «Огонь!» – и подал пример, выпустив заряды из обоих ружей и целясь в вождей (а это были они, судя по раскраске и страусиным перьям на голове). Результаты были вполне удовлетворительными для меня, но не для двух амахаггеров, чьи проблемы в этом мире наконец-то закончились.
Затем последовала оглушительная пальба, которую открыли зулусы из своих ружей, но даже на таком близком расстоянии пули, к сожалению, пролетали над головой врагов. Капитан Робертсон и Ханс, однако, стреляли лучше, и в результате людоеды, непривычные к обстрелу из огнестрельного оружия, поспешили укрыться в ущелье. До того как последний из них исчез там, я снова разрядил ружье, и двое дикарей остались лежать, не добежав до укрытия. Таким образом, мы уложили десять человек.
У меня теплилась слабая надежда, что они хотя бы приостановят свои попытки захватить наш плацдарм. Увы, наверное, это были решительные ребята, потому как через пять минут они опять напали, причем действовали весьма быстро. И снова мы ответили ружейными залпами и убили нескольких разбойников, остальные побросали в нас все свои копья. В меня копье не попало, угодив в бруствер рядом с моей шеей. Один из зулусов был убит, а двое
