Остановившись на этом, Роберт решился – и быстро сказал, обращаясь к офицеру:
– Мистер Томпсон, даете ли вы мне слово, если я брошусь в воду, взять на борт женщину и ее дитя?
– Конечно, мистер Сеймур.
– Тогда остановитесь! Я ухожу… Если кто-нибудь из вас, джентльмены, останется в живых, пусть расскажет этой леди, – и он указал на Бениту, – как я умер, и прибавит, что мне казалось, она одобрила бы мой поступок.
– Ей скажут, – снова ответил офицер, – кроме того, я сделаю все от себя зависящее, чтобы ее спасти.
– Держите миссис Джеффрис, – обратился он к матросам, – я сниму с себя плащ; я хочу оставить его, чтобы она могла укрыться.
Один из матросов исполнил его желание, и Роберт с трудом высвободил свою руку, поцеловал в лоб Бениту, потом осторожно опустил ее на дно катера, освободился от плаща и медленно перекатился через борт в воду.
– Теперь, – сказал он, – тащите миссис Джеффрис!
Это исполнили не без труда, и Сеймур видел, как измученная женщина и ее ребенок без чувств упали на его место.
– Да благословит вас Бог! Вы отважный человек, – промолвил Томпсон, – я не забуду вас, даже если мне будет суждено прожить целую сотню лет.
Но больше никто не прибавил ни слова: быть может, все почувствовали ледяные объятия стыда.
– Я лишь выполнил свой долг, – ответил из воды Роберт. – Как далеко до берега?
– Около трех миль, – пояснил Томпсон. – Не упускайте этой доски, а не то вам не одолеть прибрежных валов. Прощайте.
– Прощайте, – отозвался Роберт.
Катер отошел и вскоре исчез в тумане.
Отдыхая на той доске, которая спасла жизнь миссис Джеффрис, Роберт огляделся вокруг и прислушался. Временами до него долетали глухие вопли тонувших, на расстоянии же пары сотен ярдов он приметил какой-то темный предмет, который, судя по очертаниям, должен был оказаться шлюпкой. Но даже если это и шлюпка, то, без сомнения, переполненная; кроме того, не было возможности нагнать ее.
Нет, единственный выход, представлявшийся ему, – двинуться по направлению к берегу.
Так как Роберт был хорошим пловцом, а вода была теплой как парное молоко, можно было надеяться на благополучный исход, – вот только акулы! Впрочем, можно было рассчитывать на их добродушие, ибо пищи в этот вечер они получили в избытке. Сеймур хорошо знал положение берега; теперь, в полной тишине, он слышал гул могучего прибоя.
О, этот прибой! Вся сила волн предстала перед успокоившимся Сеймуром. Он вспомнил, как сегодня днем, наблюдая их вместе с Бенитой в свой полевой бинокль, в то время как те атаковали скалистое побережье, дробясь и рассыпаясь в мелкие брызги при столкновении с неприступной стеной прибрежных скал, удивлялся, почему, несмотря на редкое затишье, они обладали такой силой. Итак, если ему суждено добраться до них живым, то сражение неизбежно. Чем раньше этот миг наступит, тем лучше: другого пути у него нет. В этом смысле обстоятельства благоприятствовали Роберту: отлив сменился приливом. Ему оставалось только лежать на доске и действовать ногами как рулем. Однако, несмотря на подобную пассивность, Роберт приближался к берегу относительно быстро, делая почти милю в час. Он мог бы, конечно, преодолеть и большее расстояние, начни он плыть по- настоящему, но надо было беречь силы.
Это странное путешествие по тихому морю, под молчаливыми звездами вызвало у Роберта рой отрывочных мыслей.
Ему хотелось узнать, останется Бенита в живых или нет, и если да, то что она скажет.
Быть может, она уже умерла, и тогда они скоро встретятся. Ему хотелось узнать, умрет ли он и будет ли смерть искуплением прошлого. Он надеялся на это и помолился за себя и за Бениту, а также за всех несчастных, которые, отторгнутые от земных радостей, были брошены в чертоги Смерти.
Погруженный в свои мучительные думы, Роберт плыл и плыл, а гул прибоя становился все отчетливее и отчетливее. Вдруг ему показалось, что около него появилась акула. Он вздрогнул и вышел из своего угнетенного состояния. Однако это оказался всего лишь кусок дерева. Но хотя вскоре пловцу пришлось действительно натолкнуться на представителя океанских хищников, который, впрочем, был либо чересчур сытым, либо трусливым по природе, ибо метнулся в сторону и был таков, как только Роберт ударил рукой по воде и закричал.
Долины между водными горами сделались глубже; на противоположных валах стали появляться белые гребни. Сеймур попал в волны прибоя, и тут началась борьба не на жизнь, а на смерть. Волны неслись перед ним торжественно и величественно. Те, кто лицезрел их из какого-нибудь безопасного места, например, с берега острова Вознесения, могут засвидетельствовать, что один вид этих громад вселяет ужас. Какое же впечатление производили они в лунном свете на брошенного на произвол судьбы Роберта, с доской в качестве единственной опоры, можно себе только представить. Тем не менее он не пал духом, наоборот, почувствовал в себе сильный подъем. Явившееся было чувство усталости сняло как рукой: ему стало жарко, закипела энергия. С гребня одной из волн он увидел, что примерно в полумиле от него бежит маленькая речушка, к которой он и пустился плыть.
Вначале все шло хорошо. Роберт то взмывал на гребни, то съезжал вниз. Но вот подъем и спуск сделались круче, а пена стала переливаться через его голову. Он больше не мог придерживаться определенного направления; оставалось положиться на волю стихии. Миг – и Роберт очутился в адском
