Пола ее палатки откинулась, и Бенита невольно отодвинулась на своей постели, закрыв глаза, чтобы снова не увидеть лица Джейкоба Мейера. Однако она почувствовала, вернее, угадала по шагам, что это был не он. Девушка слегка приподняла веки, разглядывая из-под длинных ресниц вошедшего к ней человека. Это оказался вовсе не Джейкоб Мейер и не ее отец, а старый Молимо, приблизившийся к ней с тыквенной бутылью, наполненной козьим молоком.
– Привет тебе, госпожа! – тихо сказал он, улыбаясь ей губами и своими мечтательными глазами, тогда как его лицо, испещренное множеством мелких морщинок, оставалось совершенно неподвижным. – Я принес тебе молока. Выпей, оно совсем свежее, а тебе нужно подкрепиться.
Она взяла тыквенную бутыль и осушила ее до дна, так как молоко показалось ей необычайно вкусным.
– Вот и хорошо, вот и хорошо, – пробормотал старый Молимо, – теперь ты опять будешь здоровой.
– Да, я буду здорова, – ответила она, – но где же мой отец?
– Не тревожься о нем, он еще болен, но тоже поправится. Скоро ты его увидишь.
– Я выпила все молоко, – воскликнула она, – для него ничего не осталось!
– Осталось, осталось, – возразил Молимо, махнув своей худой рукой. – Есть еще две полные бутыли, для каждого по одной. У нас внизу, правда, не особенно много коз, но самое лучшее молоко приберегается для вас.
– Расскажи мне, отец, обо всем, что случилось, – попросила Бенита.
Старый Молимо, которому нравилось, когда она называла его отцом, снова улыбнулся ей одними глазами и присел в углу палатки.
– Ты помнишь, что вы уехали, несмотря на то что я уговаривал вас не делать этого. Вы не послушались моего совета, и мне тотчас стало известно все, что случится с вами и как вы спасетесь от матабеле. В тот вечер после захода солнца, видя, что вы не вернулись, Черный – я подразумеваю Мейера, которого мы называем так из-за его бороды и… – прибавил он, – из-за его сердца, – Черный сбежал с холма, спрашивая о вас, и я передал ему ваше письмо.
Он прочитал его и тут окончательно обезумел. Он ругался на своем родном языке; он метался по сторонам, затем схватил ружье и хотел застрелить меня, но я сидел молча и смотрел на него, пока он не успокоился. Потом он спросил меня, зачем я сыграл с ним подобную шутку, но я ответил, что это не моя вина и что я не мог задерживать вас против вашего желания. Я также сказал, что вы, по-видимому, уехали оттого, что боитесь его – что вовсе не удивительно, если он разговаривал с вами так, как со мной. Кроме того, я предупредил его, – ведь я также и врач, – что он лишится рассудка, если не будет сдерживать себя, так как я вижу в его глазах признаки безумия. Мои слова испугали его, и он сразу успокоился. Затем он спросил меня, что делать. Я ответил, что в этот вечер ничего предпринять нельзя, потому что вы, конечно, уже далеко и гнаться за вами бесполезно, но можно выйти вам навстречу, когда вы будете возвращаться назад. Он спросил меня, почему я говорю о вашем возвращении, и я повторил то, о чем предупреждал вас: что вы скоро вернетесь, спасаясь от большой опасности хотя вы и не захотели меня слушать – меня, узнавшего все это от Мунвали, твоего покровителя.
Я послал разведчиков. Прошла первая ночь, прошел следующий день и следующая ночь, а мы сидели и ничего не делали, хотя Черный был готов отправиться за вами один. На следующее утро, на заре, пришел один из посланных разведчиков и сказал, что его братья, укрывшиеся на вершине холма и во многих других местах, видели, как войско матабеле уничтожило одно из племен, родственных макаланга, несколько ниже по Замбези, и направлялось сюда, намереваясь и с нами поступить таким же образом. После полудня прибежал другой разведчик, рассказавший, что вас обоих окружили матабеле, но что вы прорвались через ряды их войска и мчитесь обратно, спасая свою жизнь. Тогда я призвал пятьдесят своих лучших людей, во главе с моим сыном Тамасом, и приказал им занять ущелье, так как мы не решаемся вступать в бой с матабеле в открытом поле.
Черный отправился вместе с ними. Когда же он увидел, как велика ваша беда, он готов был броситься навстречу матабеле, потому что он очень храбрый человек. Но я сказал Тамасу: «Не пытайся вступать с ними в открытый бой, иначе они убьют вас». Ведь, госпожа, я уже знал, что вы доедете до ущелья. Так оно и случилось, хотя вы были всего на волосок от ваших преследователей; мои люди начали стрелять из новых ружей и, так как ущелье совсем узкое, перебили многих из этих гиен-матабеле. Но убивать матабеле все равно что убивать блох на собачьей спине: чем больше их убьешь, тем больше появится новых. Все же это принесло пользу, так как вас обоих удалось спасти, а мы не потеряли ни одного человека.
– А где же теперь матабеле? – спросила Бенита.
– Под нашими стенами стоит целое войско; вероятно, там три тысячи человек или даже еще больше, под командой вождя Мадуны, родственника Лобенгулы, который обязан тебе жизнью и все же преследовал вас, как диких коз.
– Может быть, он не знал, кто мы такие, – предположила Бенита.
– Может быть, – ответил Молимо, потирая подбородок, – потому что в подобных делах даже матабеле держат свое слово, а ведь он обещал за спасение его жизни отплатить тем же. Но это не мешает им расхаживать вокруг наших стен, словно разъяренным львам, так что мы для большей безопасности отнесли вас сюда наверх.
– А вы, отец, также в безопасности?
– Я думаю, – отвечал он с легким вздохом, – что тот, кто строил эти стены, позаботился об их прочности, к тому же мы завалили входы. Им также не удалось никого застичь вне этих стен; все наши люди успели укрыться, вместе со своими козами и овцами. Мы также недавно отправили всех женщин и детей в лодках вниз по Замбези, для того чтобы они спрятались в хорошо известных нам местах, недоступных для матабеле, не дерзающих плыть по реке.
